И опять пошёл дождь.
Первое мая
— Я поеду в Барселону, — сказала Полина.
Артём — в Питер на майские. Близнецы Птичко — в лес, «на природу», с палаткой. Ваня, конечно, в городе: у него родители актёры, на выходных самая работа. И Ваня вечером к ним в театр, а так весь день — свободен.
— А ты куда, Варь? — спросила меня Полина. Куда-куда. Уж не в Барселону, конечно.
— На дачу.
И только другой Ваня, Кузьмичев, сочувственно хлопнул меня по плечу: понимаю, бро.
Кузя, значит, тоже на дачу.
Ваня, который не Кузя, ещё предложил:
— Может, я тебя в театр пригласил? Давай? Отпустят?
— Нет, Вань, спасибо. Должен же туда кто-то ехать.
Хорошие у меня одноклассники всё-таки, добрые. Полина ещё пыталась шоколадкой угостить. А я гордо не взяла. И зря: Полина хотела как лучше, она же не виновата, что у неё нет дачи.
Хотя в детстве я дачу очень любила. Трава, деревья, рядом пруд и глины сколько хочешь; можно носиться где угодно — на велосипедах до станции, а то и до водонапорной башни — меня с братьями везде отпускали. Петя мне сделал качели, а Андрей — воздушного змея. Гриша находил залежи хорошей глины, и мы лепили, лепили, а потом пытались обжечь наше творчество на костре. Петя с Андрюхой иногда ещё ныли, что им приходится меня с собой везде таскать, а Гриша — никогда, он же двоюродный, только дачный брат.
А потом внезапно дача превратилась в место бесконечной непеределанной работы. В прошлом году я даже велосипед не доставала ни разу. Мальчишки стали слишком взрослыми для прополки клубники — и я осталась со своими грядками в одиночестве. И ещё посуду за всеми мыть холодной водой, и полностью не отмоешь… Я бы лучше вообще не ела там, так не люблю посуду эту дачную!
И если летом можно, скажем, схватить клубнику, потом смородину или малину и собирать с Андреем яблоки, с Гришкой вишни или просто спрятаться в зелёных кустах и тихонечко рисовать (я в прошлом году открыла для себя ботаническое рисование вот этой разной травы, со всеми подробностями) — то сейчас на даче голая земля. Вернее, грязь. На дороге грязь, на участке грязь и в домике тоже… ужас. И разгребать это всё мне с тётей Галей, Гришиной мамой. Да-да, наверняка — всё мыть. Что там ещё сейчас делать? Полоть ведь нечего ещё.
Самое ужасное, что я первый год еду на дачу одна. Самый старший мой брат Петя уже давно уехал в другой город, а потом и в другую страну. Андрей в армии. А Гриша — мой Гриша! — укатил на какие-то сборы, в Крым. На море!!!
Мои родители на майских работают, так что я еду на дачу помогать тёте Гале, мы с ней там будем вдвоём.
В электричке я смотрю на одну женщину. У неё ярко-оранжевые лаковые туфли — и совсем не подходящее к ним усталое лицо. Как она собирается по нашей грязи пробираться?
Начинаю её рисовать. Сначала ноги, потом лицо. У меня раньше все скетчбуки были про ноги; лица боялась разглядывать, неудобно. И рисовала обувь во всех ракурсах. Сейчас научилась: смотришь сначала в окно, а потом будто бы мельком — на человека. Схватываешь главное — и рисуешь.
Перед моей станцией женщина вынула из сумки кроссовки и стала переобуваться. Конечно! Оранжевые завернула в пакет, убрала. Вышли мы с ней вместе, но пошли в разные стороны — она свернула к Парамонову, там вообще непролазная грязь, и кроссовки не помогут. Да, понимаю теперь её лицо.