— А есть опасность, что этому могут помещать? — спросила я, немного удивленная ее словами.
— Не должно быть! — воскликнула она. — Хотя с самого начала мой муж протестует против всего этого проекта.
Было очень странно, что Брэндан Рейд выступает против того, что делается для увековечивания памяти о его брате. И я тут же, совсем позабыв о тактичности, высказала это.
Миссис Рейд снова бросила на меня быстрый трагический взгляд:
— Брэндан всегда завидовал Дуайту. Со времени, когда они были детьми. Дуайт все делал лучше, а намерения Брэндана так и оставались бесплодны. Старший брат не простил младшему, что тот стал тем, кем старший не смог.
Мне казалось, что слово «бесплодны» не могло быть применено к Брэндану Рейду, но мне не подобало говорить что-либо в его защиту перед его женой. Я ничего не сказала, и почти Целый квартал мы шли в молчании. А когда она заговорила вдова, ее голос выдавал растерянность и печаль:
— Дуайт умер в январе, а мой отец — в марте. Всего через два месяца. И это время года, ближе к январю, всегда мне кажется несчастливым.
Она вызывала во мне некоторое раздражение. Я могла, конечно, сочувствовать ей в несчастьях, которые выпали на ее долю. Мне тоже пришлось узнать, что такое горе огромных потерь. Но мне казалось, что у нее была полная возможность стать счастливой снова.
— Многие из моей семьи покинули нас, — продолжала она. — Мой отец, Хобарт Рольф, построил на реке Гудзон дом, который очень нравился моей матери. Когда финансовый крах разорил отца, этот дом был все, что у него осталось. Здесь дом на Бликер-стрит был представлен нам во временное пользование одним из наших друзей. Теперь моя мать живет одна на Гудзоне. Возможно, я скоро навещу ее, если мне удастся уговорить мужа отвезти меня туда. Мне будет полезно выбраться из Нью-Йорка хотя бы ненадолго.
В ее голосе звучали жалобные нотки. Видно, пережитые несчастья занимали слишком большое место в ее одиноких раздумьях.
— Я уверена, что поездка по Гудзону доставит вам большое удовольствие, — бодро сказал я. Она вздохнула.
— Как хорошо иметь такое крепкое здоровье, как у вас, мисс Кинкейд. Вы, кажется, не представляете себе, что такое провести в постели хотя бы один день.
Я подавила в себе желание ответить, что слишком занята для того, чтобы уделять время болезням. Каждому в доме, я думаю, было ясно, что слабое здоровье Лесли Рейд было порождением ее фантазий. Доктора исправно снабжали ее всевозможными лекарствами, но всегда оказывалось, что это не приносило ей существенного облегчения.
— А что будет с детьми, пока вы будете в отъезде? — спросила я.
— Мы думаем взять Селину с собой, — ответила миссис Рейд. — Мисс Гарт останется с Джереми. Мальчик плохо переносит путешествия, и лучше не брать его с нами.
«Помимо этого, вы не переносите его», — подумала я с возмущением. Вероятно, она почувствовала мое неодобрение, ибо улыбнулась мне задумчиво.
— Я знаю, вы думаете, что я несправедлива, мисс Кинкейд, а это не совсем так. Я верю, вы очень стараетесь помочь Джереми и надеюсь от всего сердца, что действительно можно что-то сделать для него. Ну а пока меня больше всего беспокоит его общение с Селиной.
— Но ведь он любит свою сестру, — поспешила я встать на его защиту. — Он старается не замечать ее, когда у нее возникает желание подразнить его, и я уверена, что он действительно глубоко привязан к ней. — Зайдя так далеко, я решила пойти еще дальше. — Я думаю, однако, что мисс Гарт часто слишком сурово обращается с мальчиком. Он еще не оправился от серьезного потрясения, и с ним следует обращаться намного мягче.
— Я поговорю с ней, — пообещала миссис Рейд. — Я знаю, она убеждена, что детей надо воспитывать в строгости. В конце концов, она была и моей гувернанткой, когда я была совсем молодой девушкой. И, конечно, в нашей семье она находится на привилегированном положении. Я полностью доверяю ее суждениям, но постараюсь уговорить ее быть более снисходительной к Джереми, если вы думаете, что это разумно.
Несмотря на то, что ее слова удивили меня, мне они были приятны, хотя я и сомневалась, что она окажет какое-либо воздействие на Тору Гарт. Тем не менее, миссис Рейд казалась в это воскресное утро более человечной, менее отстраненной, холодной и высокомерной. Не была ли она просто немного застенчивой, ибо застенчивость часто заставляет человека прятать свои дружеские чувства?