Щелкнул селектор, и пилот объявил, что через минуту они приземлятся.
Доктор Литтлджон развернул кресло и взглянул мимо доктора Лассуэла, сидевшего напротив Пьера, на медсестру, примостившуюся на откидном сиденье в задней части кабины.
— Как наши пациенты? — спросил он.
Сестра окинула профессиональным взглядом двое носилок на полу: Анна и Дитер Фогель. Анна оставалась надежно связанной. Фогель без всякого выражения посмотрел на медсестру. Анна шевельнулась, но глаза ее оставались закрытыми. Перед тем как перевезти ее на «Лиру», доктор Литтлджон ввел ей сильный седативный препарат, чтобы она не смогла позвать на помощь, когда ее везли через взлетную полосу аэропорта в Манагуа.
— Здесь все нормально, — доложила медсестра.
Когда «Лира» опустилась на взлетную полосу, Мадам заметила группу людей в белых халатах, стоявшую у машины «скорой помощи», и «джип». Чуть поодаль от всех остальных в инвалидном кресле сидел доктор Ромер. Когда самолет развернулся, готовый двинуться назад, она засекла несколько силуэтов в черных комбинезонах, пробиравшихся сквозь джунгли вдоль края взлетной полосы. Кажется, они что-то искали. Она нахмурилась. С самого начала она велела, чтобы служба охраны оставалась невидимой.
Через несколько секунд дверь кабины распахнулась и вошел человек в белом халате с металлическим подносом, накрытым стерильной зеленой салфеткой.
— Всем доброе утро, — сказал Суриков. — Прежде чем пациенты прибудут в клинику, мне нужно взять анализы крови. Времени займет не больше, чем кобыла хвостом махнет, — и просиял, довольный, что запомнил забавное выражение медсестры. Криллу необходимо знать группы крови, чтобы увериться в том, что не произойдет отторжения донорского сердца.
Когда все вышли из кабины, Суриков подошел к носилкам, взглянул на Анну, а потом повернулся к Фогелю:
— Хорошо долетели? — любезно спросил он, ставя поднос между носилками и снимая салфетку.
— Да, благодарю вас. — Перед долгим перелетом ему дали успокоительное, и он мирно проспал почти все путешествие.
— Больно не будет, — сказал Суриков.
Он наложил жгут на запястье Фогеля и крепко затянул его. Потом надорвал пакетики с иглой и спиртовым тампоном. Взгляд Фогеля равнодушно следил за приготовлениями. Когда Суриков умело затянул жгут, на тыльной стороне ладони Фогеля вспухли вены. Суриков протер кожу тампоном и ввел иглу. Он надел ее на шприц и насосал крови, потом отсоединил самозакрывающийся шприц и надел на иглу другой. Всего он наполнил четыре шприца, уложил их на поднос, в отделение с пометкой «Реципиент», накрыл стерильной салфеткой и повернулся к Анне.
Она смотрела на него в упор. Что-то смутно знакомое промелькнуло в этой фигуре в белом халате. Но ее мозг был еще слишком затуманен, чтобы вспомнить. Когда он накладывал жгут, она попыталась шевельнуть рукой, и он резко сказал по-русски:
— Лежите спокойно.
Суриков. Читая медицинскую литературу по трансплантации органов, она как-то наткнулась на его фотографию. Теперь она осмысленно взглянула на него и сказала:
— Вас далеко занесло, профессор Суриков.
— Откуда вам известно мое имя? — удивленно спросил Суриков.
— Нам известно про вас все, Суриков. И про Мадам, и про Ромера тоже.
Он затянул потуже жгут и не произнес ни слова, набирая кровь. Но в голове царило смятение. Откуда она знает его имя? И Мадам? И Ромера? Не от тех ли людей, которые оставили камеры и сенсоры? Кто они такие? Ромер ничего не сказал, но явно встревожился.