— Им всем повезло. Для них обеих в конце концов все сложилось удачно.

— Особенно для Мадам. Я слышал, она вложила полмиллиона в платину. Мой бухгалтер считает, я должен влезть туда сейчас, пока цены еще не поднялись…

Пианист знал, что в ожидании Мадам они будут продолжать гадать о том, что она делает со своими деньгами. Сколько ей нужно личных самолетов? По последним подсчетам, у нее было три, включая усовершенствованный «Боинг-747», на котором она летала в Калифорнию. Или яхт — она уже владела бо́льшим количеством яхт, чем было кораблей во флоте некоторых государств. Но все равно оставались миллиарды. Что же она делала с ними? Но Мадам держала все в полной тайне.

Он принялся за последнюю мелодию из ее списка — знак гостям, что она вот-вот появится. Закончив, он встал, чтобы принять вежливые аплодисменты, а потом, как и все остальные, повернулся к белой мраморной лестнице, спускавшейся от дома к бассейну.

Французские двери на верхней веранде распахнулись, и появилась Мадам. Подошла к верхней ступеньке и остановилась. Новые аплодисменты, громче и дружнее, чем предназначенные пианисту, прокатились внизу, возле бассейна. Пианист, тоже аплодируя, цинично улыбнулся: никто лучше этих ребят не умел вилять хвостом.

Мадам стояла молча и неподвижно — ее обычная манера встречи их обычного приветствия. Шею ее скрывал шифоновый шарф; умело нанесенная косметика делала лицо гладким, без единой морщинки. Блуза с длинными рукавами и брюки, заправленные в высокие сапожки, ловко скрывали фигуру. Она выглядела такой же начисто лишенной возраста, как и все женщины, впившиеся в нее глазами, в которых она легко читала зависть, а в мужских — восхищение. Ее же глаза скрывали темные очки.

Двери веранды закрылись, и Пьер, которого она выбрала на вечер в качестве сопровождающего, вышел и встал не совсем рядом с ней, а на полшага позади. Так она напоминала ему о его положении, а себе — о том, что никто и никогда не сможет заменить ее потери.

— Ты видишь его? — спросила она, не поворачивая головы; ее глаза продолжали изучать лица. В сумерках трудно было разглядеть, кто стоял по другую сторону бассейна.

— Не уверен. Но тот мужчина возле буфетных столиков похож на немецкого банкира, — быстро отреагировал Пьер.

Она вздохнула.

— Это губернатор штата. И он весьма далек от французских виноделов.

Она вовсе не упрекала Пьера, нет. Дитера Фогеля лишь недавно сделали новым президентом немецкого Бундесбанка — это был первый восточный немец, занявший самый важный пост в финансовом мире. Его назначение рассматривалось как настойчивое стремление объединенной Германии покончить с недавним прошлым, а заодно использовать опыт Фогеля, чтобы стать наиболее значительным кредитором перестройки старой советской империи. Она знала, что многих из ее гостей это беспокоило. Ее — нет. В назначении Фогеля она видела еще одну блестящую возможность, которая, несомненно потребует осторожного подхода, но в конечном счете принесет огромную выгоду Организации. Когда она услышала, что банкир направляет послание ежегодному симпозиуму Всемирного Банка в Лос-Анджелесе о том, как следует реструктурировать коммунистический долг, она немедленно прилетела сюда и пригласила его в качестве почетного гостя на прием. Пьер лично отвез приглашение в номер отеля, где остановился Фогель.

— Точно ли помощник сказал, что у Фогеля нет более ранних приглашений, от которых нельзя отказаться? — спросила Мадам.

— Точно.

— Тогда узнай, где он, — приказала она таким резким тоном, какого он никогда раньше не слышал. Спиной она чувствовала, что Пьер колеблется. — Чего ты ждешь?

— Вам понадобится сопровождающий — чтобы там, внизу, отсекать всяких зануд.

— Пусть Дирк придет сюда. Срочно узнай, где Фогель.

Он сказал, что узнает, и бросил на нее взгляд, в котором сквозила легкая обида таким обращением.

Пианист засек понимающие взгляды, которыми обменялись все еще аплодировавшие гости. О ссорах Мадам со своими мальчиками ходили легенды. Секундой позже место позади нее занял другой красивый молодой человек. Дирк был точной копией Пьера — вплоть до золотой ленты вместо хлястика на смокинге.

— Тебе известно, что ты должен делать, Дирк? — спросила она. Это был его первый выход.