Да. У нас осталось только семь минут.

— Ты уверен, что твоя гипотеза о сознании как продукте взаимодействия двух полушарий головного мозга верна? И что твоя дорогостоящая кибернетическая игрушка — действительно разумное существо?

— Абсолютно.

Его самоуверенность начинает бесить меня.

— И ты можешь это чем-нибудь доказать?

— Одно из доказательств ты получил позавчера ночью.

Некрасивые губы Пеночкина изгибаются в едва заметной улыбке. Пауза вновь неприлично затягивается.

— Ты не догадываешься, кому пытался назначить свидание?

— Еще вчера сообразил. Но это не аргумент. Первые диалоги с компьютерами состоялись еще тридцать с лишним лет назад. И уже тогда наблюдатель был не в состоянии определить, с кем он говорит — с человеком или машиной.

— С тех пор методики весьма усложнились. По тестам Иванова-Смита интеллект Элли соответствует способностям восьмилетнего ребенка.

— Значит, методики по-прежнему несовершенны. А владение речью и способность к предсказаниям еще не делают набитый БИСами ящик разумным существом.

— Элли способна к творчеству. Не каждый человек раскрывает эту свою способность. Жизнь часто ввергает его в трясину машиноподобного существования. Но каждое разумное существо должно быть творцом.

— При уровне развития восьмилетнего ребенка?

— Я мог бы почитать стихи, которые она написала. И показать рисунки, нарисованные ею на дисплее.

Я смотрю на часы. Стихи — как-нибудь в другой раз.

— Включи ее. Я хочу сам… удостовериться.

— И что тогда? Ты отменишь демонтаж «Эллипса»? Кажется, я неаккуратно обошелся с «петушком».

Петя явно насторожился.

— Нет. Это не в моих силах. Но я приложу все усилия, чтобы замять дело. Тебе грозит суд, неужели не понимаешь?

Пеночкин садится на свое место, мелко барабанит по столу кончиками пальцев и говорит глухо: