Потом наш хозяин в несколько приемов (я уже заметил, что он либо категорически не хотел раскрывать наше присутствие, либо в гостинице действительно не было никого, кроме него) притащил две глубокие тарелки со столовыми приборами, десяток ломтей свежего белого хлеба, нарезанную тонкими ломтиками кровяную колбасу и фарфоровую супницу с прилагающимся аккуратным половником, после чего удалился, сказав, что мы можем перекусить «чем бог послал». Что сказать – бог у них здесь, в Словакии, был парнем довольно щедрым. В супнице оказалась в меру горячая мясная похлебка с чесноком – местный вариант густого супчика-пюре. Мне не сильно хотелось есть (съеденное в начале следующего столетия еще до конца не переварилось), и я, чисто для пробы, съел одну тарелку, отметив для себя, что жрачка здесь очень вкусная.

Зато Жупишкин оттянулся, похоже, за все предыдущие голодные дни. Он, не чинясь, умял всю супницу (вплоть до долгого вытирания ее внутренней поверхности корочкой хлеба) и все, что к ней прилагалось. Едва мы покончили с нехитрой трапезой, как снова появился наш хозяин, принесший две кружки какао с молоком. Какао было не слишком хорошее (явно какой-нибудь немецкий эрзац военного времени), а вот молочко явно свежее – прямо из-под коровки. Уж забыл, когда такое употреблял – в нашем времени такое далеко не во всякой деревне встретишь.

Пока мы пили какао, пан Мраз, без лишней суеты, убирал посуду. Потом он сказал, что сейчас займется решением вопроса с моим коллегой, а я могу отдыхать. Надо сказать, что я уже почувствовал некую сонную усталость – все-таки моя переброска происходила ночью, а все эти мотания по лесам заняли часов пять, не меньше, и бессонная ночь начала сказываться.

В общем, хозяин на ломаном русском языке (как оказалось он знал его в пределах курса «допрос военнопленного», «разговор барина с батраком» или что-нибудь вроде того) пригласил Жупишкина идти за ним. На вопросительный взгляд Жупишкина я только кивнул, молча, но утвердительно. Далее они удалились, при этом пан Мраз дальновидно запер дверь домика снаружи. На всякий случай я засунул «люгер» под подушку, после чего прилег на постель и словно провалился – только, кажется, услышал сквозь сон, как заводится, а затем удаляется мотор легковой машины. Наверное, той, что стояла перед «главным зданием».

Когда я проснулся от звука отпираемой ключом двери, за окнами домика было уже темно. Вошли герр Мраз и Жупишкин со свернутым матрасом под мышкой. Он уже был переодет в ношеные, но опрятные полосатую рубашку и брюки с подтяжками, умыт и чисто выбрит. Далее, хозяин задернул занавески на окнах домика и принес Жупишкину подушку и одеяло, после чего сказал мне, что все будет готово утром, а до того мы можем спокойно спать. Он нас разбудит. Далее пан Мраз объяснил, где здесь туалет (в домике был задний, закрывающийся изнутри на засов выход, и излишне просторная и чистая по нашим меркам сортирная будка располагалась прямо возле него – открыл дверь, вышел, сделал дело, вернулся и заперся), показал, где находятся умывальник, мыло и полотенца, и ушел, снова заперев нашу главную дверь снаружи.

– И что там с тобой делали? – спросил я Жупишкина, пока он торопливо стелил постель.

Жупишкин ответил, что хозяин возил его в Брезно, предварительно переодев и заставив умыться и побриться. При этом моему нежданному коллеге пришлось по дороге и туда и обратно сидеть, прячась от случайных взглядов, на полу перед задним сиденьем автомобиля. Дальше, по словам Жупишкина, они заехали в некий задний двор одного дома на окраине, откуда попали в какую-то фотолабораторию или фотоателье. Там, в какой-то комнате, его сфотографировали на белом фоне (наверное, на документы), на чем их с паном Мразом похождения, собственно говоря, и закончились. Не попались кому не надо – и ладно.

Разговаривать нам больше было особо не о чем, и мы с Жупишкиным завалились спать до утра.

Подозреваю, что во время этого сна нас можно было брать буквально голыми руками. Лично я проснулся только раним утром, когда услышал уже становившийся знакомым звук открываемой пришедшим хозяином двери. А мой нечаянный напарник в этот момент продолжал спокойно похрапывать. Пришлось хлопнуть его по тощей заднице, с целью пробуждения.

Войдя, пан Мраз первым делом пожелал мне доброго утра. С собой он принес кое-какие элементы одежды для Жупишкина (в частности, потертую замшевую куртку, коричневые высокие ботинки со шнуровкой, явно армейского, но, похоже, вовсе не немецкого, образца, носки и черную кепку с пуговкой на макушке) и видавший виды портфель из кожзаменителя.

Я умылся, а потом наш хозяин выложил на стол передо мной два обещанных документа. Первой была стандартная бледно-зеленая, слегка потертая книжица из плотной бумаги, на титульном листе которой было отпечатано «Bezirk Kovel», ниже располагались имперский орел с венком и свастикой в когтях, надпись «Personausweis» и вписанный от руки черными чернилами номер аусвайса из нескольких букв и цифр. На развороте было фото Жупишкина с проставленным в верхней части снимка еще одним буквенно-цифровым номером. Аусвайс дополняли две синие печати с имперскими орлами. Правда, ровно все, что можно было узнать из данного документа – Жупишкин, разом превратившийся в некоего украинца Василя, а может, и Базиля Трясило (во всяком случае, в аусвайсе было написано – Basil Triasilo), был зарегистрирован бюрократами Дриттенрайха в качестве послушного оккупационным властям лица, в городе Ковеле, уроженцем которого он, согласно этой ксиве, являлся и где ему в октябре 1943 года и был якобы выдан означенный аусвайс. Вторым документом была сложенная вчетверо бумаженция, украшенная еще одной фотографией Жупишкина и двумя печатями, похожими на аналогичные налепухи из аусвайса. Согласно машинописному тексту этой филькиной грамоты Василь Трясило значился водителем из автотранспортного подразделения 926 А-bis, XI управления имперской строительной организации Тодта, которое осуществляло транспортные перевозки на территории протектората Богемия и Моравия, а также соседней Словакии. Согласно этому же документу Трясило-Жупишкин три дня назад был откомандирован из своего подразделения «для обслуживания иностранцев» – выходило, что по требованию некоего варяжского гостя (то есть, надо полагать, меня) его сдали в аренду, похоже, вместе с автомобилем.

Естественно, я спросил нашего дорогого хозяина – насколько вообще достоверны эти бумажки? Пан Мраз не стал врать (за что ему отдельное спасибо) и сразу же предупредил меня, что для предъявления полицейским или полевой жандармерии на каком-нибудь контрольно-пропускном пункте данные документы вполне «сойдут», но вот мало-мальски серьезной проверки эти бумажки могут и не выдержать. Конечно, что-то там выяснить насчет Ковеля, откуда Жупишкин якобы был родом, стало нереально – туда уже пришла Красная армия. И при поверхностной проверке полицейские легко поймут, что названное в «сопроводиловке» управление организации Тодта действительно существует и работает именно там, где указано в бумагах. Но вот копнув чуть глубже (что легко могли проделать, например, в гестапо) и потратив некоторое время и силы, гитлеровские ищейки, даже особо не напрягаясь, установят, что никакого Трясило в указанном подразделении организации Тодта нет и никогда не было. Однако, по словам герра Мраза, в настоящий момент, когда вермахт отступал по всем фронтам, в документах, связанных с разного рода восточными рабочими и прочими перемещенными лицами, царила дикая неразбериха, и это, пожалуй, было единственным плюсом для Жупишкина. Хотя лучше было иметь такие вот сомнительные документы, чем совсем никаких.

В предназначенном для Жупишкина потертом портфеле лежали дешевые бритвенные принадлежности, смена белья, две зеленые пачки явно не слишком дорогих и качественных сигарет немецкого производства с буквами «Eckstein № 5 Cigaretten. Dresden» (стало быть, юде у них нютцигер, а сигареты под маркой какого-то Экштейна они все-таки продолжали производить – парадокс, однако) и кое-какой инструмент. Типа, шоферский аксессуар.

Ну а мне хозяин просто открыл тот самый запертый шкаф. Там висели отглаженный костюм темно-синего цвета, белая сорочка, бордовый галстук в темную полоску и модная шляпа. На дне шкафа стоял перетянутый ремнями чемодан коричневой кожи и хорошо начищенные черные полуботинки самого пижонского вида.

Я раскрыл чемодан. Естественно, я не ожидал, что данный угол будет набит под завязку предназначенными для подкупа продажных супостатов долларами или фунтами «на текущие нужды», и не ошибся. Там была пара брюк, несколько сорочек и галстуков, белье, носки, безопасная бритва со всеми полагающимися причиндалами и умывальные принадлежности. Также в чемодан, явно для пущей достоверности, положили несколько печатных изданий. В частности, там лежала швейцарская газета «Neue Zuricher Zeitung» от 3 июля 1944 г., турецкая «Gumhuriet» от 9 июня и три немецких журнала. В частности, июньский номер ультранацистского, пропагандистского «Der Sturmer», майский номер «Filmwelt» с капитально отретушированным портретом неизвестной мне актрисульки кукольного вида на обложке и июльский номер «Signal», на обложке которого какая-то баба в коричневой кофте что-то с умным видом записывала в блокнот, в декорациях цеха явно военного завода. На пользу или нет были все эти газеты или журналы – сказать было сложно. По идее, для человека, который в это сложное время болтается с юга на север Восточной Европы данный набор выглядел достаточно убедительно.

Далее хозяин выложил передо мной наручные часы на черном кожаном ремешке и сказал, что мы можем одеваться, а он зайдет через полчаса. Первым делом я побрился – щетина со вчерашнего дня отросла прилично, заодно и дареную бритву опробовал. Облачаясь в приготовленные хозяином шмотки, я обратил внимание на то, что все обновки мне впору (похоже работодатели заранее сообщили герру Мразу мои размеры), «костюмчик сидел», а одежда и обувь были отнюдь не из дешевых, либо парижской, либо итальянской выделки – ну, так, наверное и полагалось респектабельному восточному торговому агенту. Золотистые круглые часы вполне простецкого облика, с белым циферблатом и дополнительной секундной стрелкой (для нее по моде тех лет в часах имелся второй, более мелкий циферблат), принесенные мне хозяином, оказались не из дешевых, поскольку были украшены логотипом Patek Philippe Geneve. Стало быть, «котлы» были лучшие в мире, швейцарские, что уже становилось хорошей традицией при моих хождениях в прошлое. Единственное, чего не предусмотрел хозяин, – подмышечной кобуры для пистолета. Впрочем, он не мог знать, что я приду к нему вооруженным.

Я рассовал по карманам документы и все остальное, нацепил темно-серую шляпу и посмотрел на себя в висевшее на стене овальное зеркало. Выглядел я то ли второстепенным персонажем из фильма «Касабланка», то ли одним из тех, кого ловил и отстреливал комиссар Миклован в несколько менее древнем румынском псевдоисторическом боевике про чистые руки. Что ж, за иностранца я вполне сошел бы, но вот чтоб конкретно за турка… Надо было обладать хорошим чувством юмора, чтобы принять меня за потомка янычар. Хотя, я же, по легенде, вроде бы человек с запутанной биографией и реально вовсе не турок, а полувенгр-полуболгарин…

– Хорош, – завистливо сказал из-за моей спины Жупишкин, которому было явно нечем заняться. – Ну, прям пижон с курорта…

– Ты что, до войны бывал на курорте? – осторожно уточнил я на всякий случай.

– Чтоб прям на курорте – нет, врать не буду. А вот в «Артеке» был, посылали в тридцать пятом, как отличника, – ответил он. – Уж там-то я на курортников насмотрелся…