Она встала и пошла нетвердой походкой к двери, но на пороге оглянулась:
– Не бойся. Я тебя не брошу. Я же не вы.
Когда за ней захлопнулась дверь палаты, Виола откинулась на подушку, закрыла глаза и принялась молча глотать слезы, обжигавшие внутри не хуже коньяка или текилы.
Марина
Учителя только открывают дверь, дальше вы идете сами.
Она шла по коридору травматологии, ослепшая и оглохшая от всего, что навалилось на нее. Это отделение, как никакое другое в больнице, возвращало ее в прошлое – туда, где она никогда больше не хотела оказаться.
Ординаторская – здесь прошло столько безумных ночей в объятиях Дениса Нисевича. Этот коридор помнил ее шаги – уверенные шаги женщины, привыкшей не подчиняться никому. Но никто не знал, что происходит с ней всякий раз, когда эта дверь с табличкой защелкивается за ее спиной. Никто не мог даже представить, через что она проходит всякий раз, оказываясь здесь. И она никому не сказала бы об этом, не призналась бы, если бы не случай. Дурацкая, нелепая авария и вышедший из разбитой машины Федор Волошин, который круто изменил всю Маринину жизнь. Он заставил ее разорвать эту связь, но не смог удержать, не защитил от другого, более страшного, чем извращенные фантазии Нисевича.
Долгие годы Марина пыталась понять, жалеет ли она, что все сложилось именно так, что она не устояла перед старым Мастифом и пошла сперва за ним, а потом и вместо него. Она старалась не думать, что было бы, не встреть она Волошина, Олега Черепа, Серегу Розана и еще многих других. Она не хотела знать, как сложилась бы ее жизнь без Егора Малышева. Или без Хохла. Нет, она не жалела. Люди, прошедшие через ее жизнь, изменили ее и сделали такой, какой она стала, – но Коваль не жалела. Сейчас, увидев шагнувшего к ней навстречу Женьку, она окончательно попрощалась с собой прежней – железной, холодной, не терпящей никаких возражений. Подошла, взяла его руку, прижала к своей щеке:
– Женя, я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить.
Хохол часто заморгал длинными ресницами, потом подхватил ее на руки и понес к выходу.
– Эти стены делают тебя невменяемой. Поедем домой, я устал от этих запахов.
Через три дня позвонил Леон и сообщил новость. Хохол, не готовый к такому повороту, удивленно отвел от уха трубку и посмотрел на нее, словно проверял, не ослышался ли.
– Леон женится, – как-то растерянно прошептал он Марине.
Та сидела в кресле, перекинув ноги через подлокотник, курила и переписывалась с Машкой.
– Давно пора. – Она совершенно не удивилась, даже глаза от дисплея не подняла.
– Ты бы хоть спросила, на ком.
– Зачем? Я знаю.
– Откуда?
– А что тут знать?
– Да ну тебя, – с досадой хмыкнул Женька, – ничем не удивишь.