— Все глаза проглядел, — не то в шутку, не то всерьез сказал Нечай.
— Не могла, — покраснев, ответила Влада. И вдруг, решившись, честно призналась: — Отец за мной следил — вот почему.
— Ты меня любишь, Владзя? — неожиданно для себя проговорил Иван.
— Люблю, Иванку.
Влада стояла перед Нечаем — совсем не строптивая королевна лесная, а покорная, робкая, испугавшаяся того, что сказала.
…Сколько раз читал Иван в разных книжках про любовь, а не думал, что придет она к нему золотокосой кулацкой дочкой. Это было неожиданно — мысли сбились, спутались, осталась только одна: Влада любит его… По сиреневому вечернему небосводу к горизонту катилось остывающее солнце. Вели шуршащий лесной разговор березы, черно-белые стволы их расписали лес броскими, яркими красками. Мир — небо, солнце, березы — остался прежним. Двое под этим небом и этим солнцем изменились.
— Ничего я не боюсь с тобой, — шептала Влада, прижавшись к Ивану. — Пойду на край земли, глаза выцарапаю каждому, кто на тебя руку поднимет. И никому, никому тебя не отдам!
Не знала девушка, что пройдет всего несколько дней, и ей придется выбирать между двумя самыми близкими людьми — отцом и любимым. Иван ласково, нежно гладил косы Влады, всматривался в лицо.
— Не жалеешь? — робко спросил Иван.
— Нет, коханый. Разве жалеют, когда со счастьем встречаются?
Хотелось спросить Ивану, как же дальше у них все будет. Не решился. Отчаянный, твердый Иван, которого даже на бюро райкома не раз упрекали в излишней жесткости, странно робел перед девушкой. Она сама заговорила об этом.
— Хочу уйти я с хутора, Иван, буду учиться, а нет — так работать. Руки у меня не ленивые, ко всякому труду привычные. Разве ж я не вижу, между нашим хутором и Зеленым Гаем не километры — река глубокая лежит? И разная жизнь на ее берегах. Только боюсь: от одного берега отстану, к другому не пристану…
— Я тебе помогу, Владзя! Сам хотел тебя о том же просить: любишь меня — уходи с хутора. Куда захочешь, в город ли, в Зеленый Гай, но подальше от прошлого. Хочу, чтобы и думала ты, как и я, и жила, как и я, одной жизнью.
— Примут ли меня твои зеленогайские друзья? — Тревога и боль ясно прозвучали в вопросе Влады.
— Не знаю, — честно ответил Иван. — Может, сразу и не поверят — чужая ты пока для них. А как дальше — от тебя и от меня зависит.
Когда уже прощались, она спросила:
— Ты какой цвет любишь? — И объяснила: — Хочу тебе сорочку вышить. Чтобы все девчата видели — есть у тебя коханая, и не морочили тебе голову.
— Не торопись, Влада, не так скоро надену я ту сорочку. За заботу же спасибо.
— Почему?
— Поклялся себе, поклялся Лесю убитому и Даниле израненному пообещал — будет на мне гимнастерка до тех пор, пока хоть один бандит топчет зеленогайскую землю.