– Полагаю, он прожил здесь всю свою жизнь. – Харпер глянул на меня. – А вам разве доказательств не хватает?

– Не знаю, чему и верить.

Я отвернулся. А может, я просто не хочу в это верить?

– Вам когда-нибудь было страшно на работе? Но не оттого, что могут застрелить или что работать опасно. Я имею в виду, когда страх пробирает до печенок, потому что жуть адская.

Мы уже ехали обратно в участок, и до меня вдруг дошло, что эта пригласительная поездка принесла больше пользы детективу Харперу, чем мне. В общем-то, я и не против. Мы проехали по городу из конца в конец три раза. Я повидал те места в Эджвуде, в каких не был с детских лет. Мы даже выходили из машины и прошлись по берегу реки. Я многое для себя узнал и получил большое удовольствие от компании сержанта Харпера. Однако как-то ему удалось выудить из меня больше информации, чем мне из него. Вечер подходил к концу, и я решил успеть задать еще пару вопросов напоследок.

– Ну, конечно, – ответил сержант, – бывали у меня такие случаи.

– Расскажите про самый страшный.

Мгновение он помолчал, задумавшись, а потом выдал:

– Дом с манекенами.

– Ух, звучит и вправду жутко. Что там случилось?

Загорелся зеленый, и мы, разгоняясь, проехали перекресток.

– Как-то ночью, когда я еще в городе служил, мы с напарником принимаем вызов от женщины: та переживает за своего соседа. Она жила неподалеку от «Мемориал Стэдиум» и в течение суток слышала странные голоса и грохот из соседского дома. Она и звонила в дверь, и стучала… ответа не было. Соседа ее звали Томас Макгвайер. Женщина рассказала, что он – милый шестидесятилетний старикан, хоть и странноватый – говорит сам с собой, верит в НЛО, исцеляющие кристаллы и всякое такое.

Ну так вот, приезжаем по вызову. Я осматриваю дом с фронтона, партнер идет обходить сзади. Я пробую заглянуть внутрь, в окна, но там толстые шторы и ничего не видно. Тут у меня квакает рация – напарник вызывает и требует, чтобы я немедленно мчал к нему. Подбегаю, вижу: он стоит у полуоткрытого окна и заглядывает в проем между шторами. И хоть на улице уже темно, видно – побледнел парень и револьвер служебный вытащил. Отходит он в сторону, а я заглядываю через окно в дом.

По всему дому горят свечи – сотни свечей, везде, даже пол заставлен свечами. Между свечами стоят обнаженные тела – десятки тел в разных позах. Сидят за обеденным столом, опираются о кухонный буфет, прислонились к стенам; рты у всех размалеваны помадой, а в стеклянных глазах искрятся отсветы свечей.

– Это еще что за херня? – говорю и от окна пячусь.

– Чуешь запах? – шепчет напарник. – Запах крови?

Я расстегиваю кобуру, спрашиваю:

– Ты доложишь?

– Да, – отвечает.

И тут из дома слышится звук – плачет кто-то. Напарник мой ни секунды не раздумывает, вышибает дверь и кричит, выставив ствол вперед: