— Совершенно так. Когда я буду казнить, я хочу быть уверен, что человек в сознании, прекрасно понимает, что наказание заслуженно. Учитывая блокировку камер, поддержать ваши силы мы можем только при помощи первозданной стихии.
Вот как, значит, в сознании! Надо сказать, вся эта история и этот палач в отдельности начинали знатно выводить меня из себя. Я сжала зубы и пыталась успокоиться, почувствовав, как где-то в затылке откликается боль. Да, защиту камеры они ослабили, мне стало легче, но это значило, что стихии теперь будет проще вырываться. В мои планы это не входило. Единственной моей целью было вырваться из подземелья императорского замка и вернуться к семье. О побеге не могло быть и речи: много магии, много охраны, да и Адар мне не нравился.
Я никак не могла понять, откуда такой интерес к моей персоне. Хотя причин могло быть несколько. Либо приговор уже вынесен, и меня сделали виновной, и в этой камере я буду ждать неминуемой в этом случае казни; либо в замке уже известно о том, что моя стихия мощна и нестабильна, а сейчас меня просто изучают, как подопытного зверька. У меня был еще и третий вариант: они все же не определились с именем убийцы, а время до выяснения официального приговора еще оставалось. Такими изощренными методами палач проверял каждого подозреваемого, полагая, что преступник себя проявит каким-то образом, несмотря на защиту.
Я первая нарушила затянувшееся молчание:
— Когда меня познакомят с другими собратьями по несчастию?
— Что!? — вот и лишился дракон своего спокойствия. — Это что, светский бал!?
— Вам надо увидеть, как ведут себя все подозреваемые, если их собрать вместе. Прощу прощения, если НАС собрать вместе, — произнеся это, я поняла, что права.
— Ведьма, да откуда ты это знаешь!? — палач все не мог успокоиться.
— А, если я заключенная, то и установленные правила этикета можно нарушить? — вопросительно подняв бровь, я посмотрела прямо в пылающие глаза дракона, где алый цвет практически скрылся под фиолетовыми всполохами. — Так, дракон?
Начальник службы безопасности начал рычать и медленно приближался ко мне. А на меня вдруг навалилась абсолютная апатия; пусть мне и предоставили доступ к моей стихии, этот приступ бесследно не прошел, я не могла так быстро восстановиться. Я повернулась к взбешенному дракону спиной, уткнулась лбом в решетку и, закрыв глаза, опять запела ту песню. Не знаю, зачем, но я чувствовала, что поступаю правильно. Постепенно дыхание выровнялось, я смогла упокоиться. Собравшись, я оглянулась, искренне надеясь, что палач уже исчез, но я ошиблась. Он застыл и смотрел на меня, не отрывая глаз, ставших уже совершенно обычными огненными, без фиолетового оттенка.
— Адар, не трать свое время только на меня. Другие заключенные тоже могут быть интересными, — сказала я очень спокойным, почти безжизненным голосом.
— Не разочаруйте меня, леди ир’Нард, — он произнес это странным голосом, возвращаясь к установленным нормам этикета.
— Доброй ночи, лорд Корай, — я в долгу не осталась.
Увидев, что Адар собирается-таки уходить, спросила о том, что давно волновало меня:
— Как Яорн смог разделить стихию? Раньше я считала это невозможным.
— Миледи, Вы задаете очень правильные вопросы, — усмехнулся палач, — однако сейчас я могу лишь сказать, что боги не всегда глухи к нашим молитвам. Я вынужден откланяться, до скорой встречи.
Когда за ним закрылась дверь, я легла на соломенную кровать и неожиданно быстро уснула, отогнав от себя все страшные мысли, рой которых в моей голове все никак не мог успокоиться. Мне многое надо выяснить, но я сделаю все, чтобы доказать свою невиновность.
Глава 3.
Яорн Гор метался в своих покоях, практически ничего не видя от ярости, то и дело задевая мебель. Ему категорически не нравилось, что начало происходить в замке после убийства. По приказу Императора всех четырех подозреваемых привезли именно в его подземелье, а не к дознавателям, как это обычно делали. Никто из них не казался ему невиновным. Ведьма с воздушной стихией, на которую очень странно подействовала защита камер, ради которой сам Адар ее ослабил, что уже немыслимо, два мага, которые ненавидели друг друга больше смерти. Один из них обладал силой целителя, и однажды его друг привел к нему свою дочь, которая стала плохо видеть. Целитель до сих пор не может понять, что именно тогда пошло не так, но девочка ослепла, а другие врачеватели помочь не могли. Он всячески вымаливал прощения у своего друга, но тот ничего не хотел слышать.
Так родилось семя неприятия. Сила их была средняя, но очень уж непонятные волны исходили от них, когда они оказывались вместе. Магия не реагировала на эмоции так, поэтому дело было в чем-то другом. Да и нелюдимый оборотень из дальних земель мог быть убийцей; он ни с кем не разговаривал, еле дал себя поймать, ранив двух мааров, а по пути в подземелье умудрился обернуться и теперь не желал вновь становиться человеком. И к каждому надо было найти свой особый подход. Император ясно дал понять, что пыток разума не применять. Да, самое действенное средство, но применять нельзя! Это же сколько драгоценного времени надо потратить на каждого из них! Маг-советник поймал свое отражение в зеркале с затаенным удовольствием наблюдал, как его глаза затапливает такая родная тьма. Он моргнул — и все пришло в норму. Довольно усмехнувшись, он отправился на ночную прогулку. Как и всегда, только ночью он мог что-то обстоятельно обдумывать.