– Хозяйка, мы пробудем у вас несколько дней.

Эмма пробовала возражать, но Херлауг настаивал.

– Ты и на лошадь-то залезть не сможешь.

Хозяйка оказалась женщиной сердобольной. Разгадала в больном пареньке девушку, сама взялась ухаживать за ней, поить настоем из трав.

Херлауг постоянно был рядом.

– Ты ведь не оставишь меня? – волновалась Эмма, ловила его руки.

Однажды, когда она спала, а Херлауг, в уплату за постой, колол дрова, в ворота въехали два вооруженных вавассора.

– Эй, у вас есть кузня? Тогда подготовьте все. Епископ Оксерский сделает здесь остановку, пока перекуют его лошадей.

Епископом Оксерским оказался Далмаций. Едва узнав его, Херлауг затаился за перегородкой, велев Эмме молчать. Они совсем рядом слышали голос Далмация, жаловавшегося на плохую погоду, по которой из-за дождя седла гниют прямо под седоками, а лошади теряют подковы. Из его разговора с попутчиками поняли, что те направляются в Суассон, где сейчас расположился двор Карла Простоватого. Далмацию как представителю Роберта Нестрийского надлежало быть там, чтобы входить в число церковных князей, которые будут сопровождать принцессу Гизеллу в Руан.

– А мой герцог уже там, с Роллоном, – сообщил новоявленный епископ, добившийся своего сана после храброй защиты Шартра. – Герцог Нормандский принял его, как дорогого гостя. Проводят все время в пирах и охотах. Они всегда нравились друг другу – мой герцог и этот завоеватель, нравились, несмотря на то, что воевали друг с другом столько лет.

Херлауг перевел дыхание, лишь когда Далмаций со свитой отбыл. У Эммы был несчастный вид.

– Мы выедем завтра же. Я смогу ехать.

Херлауг сомневался. И оказался прав. Лишь в день Святой Екатерины,[69] когда выпал первый снег, они продолжили путь. Погода была – хуже некуда. Тучи, туман, холодная смесь дождя со снегом. Даже сборщики пошлин не всегда выходили им навстречу, предпочитая дымное тепло у очагов. Вокруг лежали пустынные поля, откуда долетал вой волков и одичалых собак. На третий день пути они достигли королевского домена, где им уже нечего было опасаться.

Они подъехали к Суассону под вечер, когда все колокола отзванивали начало адвента в праздник Святого Андрея.[70] Густо поваливший снег при огнях шедших к церквям процессий был похож на бледно-лиловые перья птиц. Сугробы мокрого снега свисали с покатых крыш, а внизу снег превращался в грязную бурую массу влаги, грязи и нечистот.

Двор короля расположился в аббатстве Святого Медора – обширном церковном поместье, которое было любимой вотчиной отца Карла – Людовика Косноязычного. Две массивные башни обрамляли деревянные ворота. В широком дворе было людно – кругом телеги, ржут кони, спешат куда-то с важным видом палатины в подбитых мехом каппах.[71] Херлауг отдал поводья лошади прислужнику, а сам повел Эмму в обширную прихожую.

– Тебе стоит обождать меня здесь, среди оруженосцев и конюших. Как мы условились, я не буду открывать, кем является мой юный спутник.

Эмма видела, как он поднялся по ступеням к двери, охраняемой двумя стражами в блестящих кольчугах и касках с высокими гребнями. Что-то сказал. Один из стражей тут же удалился, потом вернулся с важного вида священником, и тот увел Херлауга во внутренние покои.

Эмма огляделась. Здесь было тепло от открытых очагов. Вокруг них толпились люди, некоторые поджаривали над огнем куски дичи на кинжалах. Сновали монахи, бегали какие-то дети. Эмму оттолкнул вавассор, за которым шли солдаты, несшие тяжелый сундук. Она растерялась, потом медленно пошла к одной из скамей у стены. Ее меховые сапоги оставляли на плитах пола влажные следы. Мимо пробежал карлик в пестром колпаке, скорчил ей гримасу.

Она расстегнула застежку плаща, устало вытянула ноги, расслабилась. Сколько ей ждать? Пока неважно. Главное, чтобы потом Херлауг выполнил свое обещание. Ибо ей так много надо успеть сделать.

Ждать пришлось долго. От запаха подогреваемой пищи шел такой аромат, что у Эммы слюнки потекли. Заметив монаха, раздающего снедь, она решилась подойти. Куриная ножка с дрожжевой выпечкой досталась ей, когда она представилась как паж графа Санлисского.