О том, какую черноту она сама увидела в волколаке, собравшемся её обесчестить, а затем убить, Агнешка быстро забыла. Но если бы её спросили, то ответила бы: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего».
Он погиб, и больше она на него не злилась. Теперь он ничем никому не грозил, а его бесславная смерть и последующее унижение вызывали только сочувствие. Живой всё-таки был человек, мог раскаяться, исправиться, но уже не судьба. Жаль, что её руками она оборвалась.
Его смерть – её вина. Это правда, её нельзя отрицать. Но даже на миг Агнешка не могла допустить мысль, что ей следовало поступить иначе: сдаться, самой умереть. Нет! Огненные силы в минуту наивысшей опасности ей дал сам Творец. А значит, ей следовало их применить, а не ждать схождения на землю ангелов с пылающими мечами.
Помощь к ней и правда спустилась. Только не с небес, а с горы, и не небесным воинством, а ватагой волков, возглавляемых серебристым вожаком с сияющими алым глазами.
Агнешка всем телом вздрогнула, когда красавец-волк поднял голову к небу и завыл – чудовищно громко и страшно.
Хоть она и смотрела в ту сторону, не отводя взгляда и даже, кажется, не мигая, не сразу поняла, почему вой оборвался коротким жалобным скулежом. Волк дёрнулся всем телом, но устоял. Пошатнулся, и ноги его подогнулись, а на землю упал уже человек – совершенно нагой. Из его бока торчала стрела, длинные серебристые волосы рассыпались по широким плечам, и всё – ни движения, кроме текущей на снег алой крови.
Волки бросились врассыпную, уходя от стрел, входящих в снег с пугающим свистом.
Казалось, сейчас все они разбегутся поодиночке, но нет. Потерявшая вожака стая снова собралась. Они как будто ругались – грызлись, повизгивали, рычали. А затем над всем этим шумом раздался крик – человеческий, женский.
Обнажённая девушка с серебристыми волосами пыталась вырваться из круга рычащих волков, но её не пускали. А она всё рвалась и кричала, и смотрела только туда, где лежал неподвижный альфа. И такая тоска, страх и любовь чуялись в её крике, что Агнешка вскочила на ноги и, забыв об опасности, бросилась вперёд – к альфе, стае рычащих волков, кричащей девушке и тем, кто с оружием в руках прятался за деревьями.
– Не стреляйте, – на бегу кричала Агнешка, путаясь в полах шубы и цепляясь носками сапог за комья сбитого снега. – Пожалуйста, не стреляйте. Это хорошие волки, они нас спасли!
Казалось, прошли часы, пока она добралась до лежащего ничком на снегу альфы. Но, конечно, минули лишь считанные мгновения. Она рухнула рядом с ним в снег и подняла вверх руку с горящим на ладони огнём.
– Я, Агния Сташевская, дочь герцога Григораша и целительницы Василики, приказываю вам, добрые люди, опустить оружие. Здесь не с кем сражаться. Тут только наши спасители. Верьте мне!
Пока она кричала, сражение девушки с волками завершилось её полной победой. Прикрытая лишь упавшими на грудь серебристыми волосами, она упала на колени рядом с Агнешкой. Глаза волчицы горели золотистым огнём, удлинившиеся клыки мешали говорить, а слова оказались незнакомыми, но смысл её речи Агнешка поняла. Волчица требовала спасти альфу.
Больше из леса никто не стрелял, и вскоре к обнажённой волчице присоединился с десяток голых мужчин со свирепыми лицами. Они говорили по-своему, все одновременно, рычаще, для Агнешки совсем непонятно. Одно слово повторялось чаще всего, и Агнешка неуверенно повторила его:
– Хольгер?
– Хогги! – повторила золотоглазая волчица и схватила Агнешку за руку, потянула её к лежащему без чувств мужчине. – Хольгер.
Кроме имени прозвучало что-то ещё, но перевод Агнешке не требовался. Как и просьбы, походящей на требование. Она бы не отказала в спасении даже безумцу-полумедведю, а здесь перед ней лежал человек. Кровь пропитала снег, её вытекло немало даже для такого крупного мужчины. И терять время было нельзя.
Закрыв глаза, Агнешка провела руками над грудью мужчины, не касаясь его. Постаралась отрешиться от всего и внутренним зрением увидеть всё то, что требовалось исцелить. Она боялась, что дар её подведёт, но всё получилось.
Сердце альфы билось. Стрела вошла глубоко, по пути раздробив ребро и разорвав ткани тела, сосуды. Кровь вытекала наружу и скапливалась внутри, и это было опасно. Ещё Агнешке не понравился вид старой раны на том же левом боку. За нею чувствовалась чернота, и её требовалось вычистить с той же тщательностью, как и избавить от стрелы, осколков ребра и сгустков крови.
Но начать следовало со стрелы. Уж слишком близко к сердцу остановился металлический наконечник.