– Гаракута – всё! Ничего цельного в мире, сплошные клочки. Ты вон какой большой, крышу мне подпёр, а сам плохо склеен. Эй, задуй мне робокока в шкаф, а то расплавится. Труха сплошная, Егор-кун. Смотри, что я тебе покажу! – Он раскинул руки в стороны, оттопырил подальше стальной палец и пошёл прямо на стену. – Сейчас я наружу выйду, смотри и учись.

Он ни на секунду не задержался перед листом пластика и на полном ходу въехал в него лбом. Я успел вскочить и подхватил нагваля, не дал ему опрокинуться на холодный пол. Глаза у него были какие-то больные и мутные, из них показались слёзы.

– Я ещё здесь? Егор, почему я не снаружи? Зачем ты меня занёс?!

Он стал горячо вырываться и забился у меня в руках, но я всё-таки удержал его и усадил на стул.

– Тихо, нагваль, – испугался я. – Там же холодно, снег идёт. Простудишься ещё.

Но он вдруг разревелся как мальчишка и стал мазать кулаками по физиономии. Не поверил, значит.

– Почему? За что мне досталась эта темница тела? Я хочу свободно выходить со своего семидесятого этажа на стоянку кибертрана, хочу переноситься силой мысли и взмахом руки! Почему рана должна зарастать месяцами, а не мгновенно? – Он исхитрился схватить с верстака пинцет и уже замахнулся, чтобы пропороть себе ладонь механической конечности. Однако я успел перехватить его удар и вырвал «оружие». – Почему, объясни мне, рука у меня не отросла заново?

– Нельзя, – пробормотал я. При этом я думал, как бы так свалить, и чтобы нагваль не учинил в своём ангаре беспредел. – Природа против…

– Природе на нас насрать! – возразил Давид и притянул меня к своему лицу чуть ли не вплотную. – Понял? Её нет, природы. Есть только тюрьма реальности, и все мы гниём в её карцерах, каждый наедине со своими страхами и нелепыми надеждами. Но я всё равно найду из неё дорогу, понял? Прокопаю вот этими руками! И я выведу наружу всех, кто пойдёт за мной! Ты пойдёшь?

– Конечно. Давай завтра.

– Хорошо, – вдруг согласился Давид. – Сегодня очень холодно… – Я сообразил, что момент свободы близок, и усадил нагваля на стул. Потом накрыл обмякшего учителя большим куском ветоши. Он подтянул его к подбородку и прикрыл глаза. Я выпрямился и шагнул к двери. – Вот ещё что, – проговорил нагваль, и я замер. Он таращился на меня сочувственно. – Ты когда-нибудь развалишься на куски, если не обновишь свой клей.

– Уже иду, – сказал я и вышел.

Жуткие бессвязные идеи просто распирали меня изнутри. Один говорит, что природе наплевать на человека, второй вообще её отрицает. Глупости какие-то. Только государству есть до меня дело, оно одно заботится обо мне. Не приведи Будда мне сойти с проторенной дорожки, как полиция возьмёт меня в оборот и вернёт на место. И что это такое – поднимись над «дилеммой»? То же самое, что «вознесись над законом», или что-то другое? Мысли ворочались, как ржавые шестерёнки в старинных часах.

Но одно соображение нагваль всё-таки высказал, оно запало мне в голову. Когда я смог переложить его на свой случай, конечно. Мне нужно выполнить договор со Шрамом и заиметь все его бонусы. Но при этом сделать так, чтобы никто не пострадал и преступление в итоге не состоялось! Вряд ли это можно было выполнить. Что и говорить, чистая теория.

Так я и терзался, пока не увидел рядом с клеткой Генки двоих людей. Это были Урсула и какой-то незнакомый отоко в деловом костюме и тёплом плаще. На голове у него была шляпа, а под мышкой кожаный лопатник для смарта. Этот тип покивал на слова Урсулы, повернулся и ушёл.

– Вот гад, – сказала девушка, когда я приблизился.

– Что такое? – Теперь любая возня вокруг семьи Генки представлялась мне почему-то преступной. – Приставал?

– Хорошо бы пристал, – отмахнулась Урсула. – Я уже намекала ему на этти суру, а он гнёт своё, и ни в какую не понимает. Это чиновник из МКБ, Международного комитета по биоэтике. Специально из России примчался, чтобы нам палки в колёса ставить.

– И чего он хочет?

Речи Урсулы отвлекли меня от самокопания. Я даже вздохнул с облегчением, такие они были отвлечённые и какие-то посторонние. Хоть ей никто не предлагает украсть детёныша… «А вдруг предложил? – ошпарила меня злобная мысль. – Конкуренты!» Нет, с такими извилинами в мозгах, как у меня, лучше вообще ни о чём не думать. Кое-как я себя успокоил.