– Входи, милый, – проговорила она, вытирая глаза. Она взяла меня за руку. Между мной и такими простыми жестами пролегло расстояние длиной в семь лет. – Входи.

И я последовал за ней внутрь.

Меня затопили воспоминания, и те же семь лет сжались, словно мехи аккордеона. Гостиная осталась прежней. Все тот же бежевый диван, на котором я смотрел мультфильмы с утра по субботам. И ковер, на который я пролил «Кул-Эйд», хотя теперь пятно уже смылось. Деревянный кофейный столик, о который я треснулся головой, когда дурачился с Моррисом. Ему тогда было тринадцать, а мне три, и он решил, ради шутки, бросить меня на диван. И промахнулся.

На стене до сих пор висели те же самые фотографии. Даже моя, на которой я носил брекеты и играл в Малой лиге, где влюбился в Билли Стерджена. Но никто не знал об этом, и уж тем более я. Лишь чувствовал. Волновался о том, кто я и к чему может привести подобное смятение. И о возможном изгнании из этого – своего – дома.

Мама повела меня на кухню, и вновь нахлынули чувства. Узор на столешнице совсем не изменился. Все те же белые квадратики, что всегда оставались в моде, местами выкрашенные в цвет синего ириса.

– Я разогреваю остатки вчерашнего ужина из ресторана, – пояснила мама, усаживая меня за маленький круглый деревянный стол. Рядом с раздвижной стеклянной дверью, что вела во двор, где я проводил бесчисленные часы с друзьями или читал в одиночестве, лежа на траве. Стол накрыли на троих.

– У нас есть все, – проговорила мама. – Клюквенный соус, зеленые бобы, но хлеб я испекла сама. Хлеб должен быть свежим.

– Где… – я сглотнул. – А где папа?

Дверь, что вела в гараж, открылась, и вошел отец, неся в каждой руке по бутылке игристого сидра «Мартинелли». Увидев меня, он остановился.

– О, ты здесь.

– Да, привет.

Какое-то время все молчали.

– Я могу помочь? – спросил я.

– Нет-нет, думаю, мы справимся. Правда, Барбара?

– Можешь, – проговорила она, вытаскивая из духовки большой поднос с завернутой в фольгу индейкой. – Макс может помочь. Милый, принеси, пожалуйста, бокалы. Лу, разливай сидр, а потом все мыть руки. Почти все готово для ужина.

Я подошел к шкафчику над раковиной, где семь лет назад хранились бокалы. Они по-прежнему стояли там.

– Я купил это вместо шампанского, – проговорил папа, когда я вернулся к столу с тремя бокалами. – Я так понял, ты не пьешь.

– Это правда, – согласился я. – Спасибо.

– Да, конечно.

Он разлил пузырящийся сидр. Потом к нам подошла мама, поставив на стол вчерашний ужин и тарелку со свежим хлебом. Мы, в свою очередь, вымыли руки в раковине.