— А я рыдать перестану? — спросила, после того, как меня проводили к ближайшей кровати и дали переодеть ночную сорочку.

— Перестанешь, — пообещала Фрония присаживаясь рядом со мной. — Станешь снова язвительной стервой.

— Спасибо, Фрония, — я приняла из ее рук пузырек, опрокидывая содержимое в себя. — Знаешь, ты была права, — сказала я после того, как содержимое было выпито до капли — Любить — это очень больно, но ты обещала, что мы справимся.

А дальше была темнота. И тишина. Было пусто, было свободно и возвращаться совершенно не хотелось, но голоса, что роем врывались в мой мозг не давали и дальше продолжать наслаждаться тишиной.

— … Это нормально, что она так долго спит? — уточнил знакомый голос моей подруги.

— Не знаю, — отвечала лекарка. — Обычно зелье восстанавливает за несколько часов, а тут уже вторые сутки пошли. — Рядом послышался звук приближающихся шагов, а потом на мою голову опустилась прохладная рука.

— Что послужило спусковым крючком ее состояния? — уточнила дриада, убирая руку с моей головы.

— Руби, тебе ли не знать? Ты, пережившая историю один в один, спрашиваешь у меня что послужило спусковым крючком? Я тебя-то еле выходила… Правильно Лия сказала — любить это очень больно.

— Когда мы начали с ней общаться, я думала нет ничего невозможного для этой ведьмы, а тут — истощение ауры из-за мужчины.

— Не из-за мужчины, — поправила целительница. — Ее семья мертва, первый и единственный мужчина женится на другой, а мечта всей жизни — стать магистром — недостижима. Отказаться от мечты — вот что стало спусковым крючком.

— Не дождётесь, — прохрипела я, с трудом раскрывая глаза. — Я буду магистром, чего бы мне это не стоило.

— Афелия, — Руби склонилась надо мной, притягивая к себе, — я так волновалась. Прости, но Фрония мне все рассказала. Мне так жаль, что меня не было рядом в момент, когда тебе нужна была подруга.

— Сплетницы, — улыбнулась я, с удовольствием отвечая на объятия. — Это все, конечно, мило, но ответь мне, что за история произошедшая с тобой один в один.

Руби вздохнув, понялась с моей кровати.

— Давным-давно я влюбилась в одного мужчину, — с грустным голосом начала рассказывать Руби. — Сына главного друида. Это была первая и единственная любовь. Мы были вместе целое лето. Родные в один голос твердили: «Не надо, не влюбляйся», но я не слышала. В одну из ночей он пришел ко мне. Он был печален, а я старалась не думать об этом. Это была наша первая и единственная ночь вместе, а на рассвете он ушел. Утром, счастливая и влюбленная, я в очередной раз проигнорировала предостережение родителей — я бежала к нему. Старейшина собрал собрание, на котором объявили о помолвке своего единственного сына и дочери соседнего леса. Мое сердце было разбито. Я рыдала неделю к ряду, а потом я ушла из дома, не имея сил более каждый день видеть его виноватый взгляд. Так я оказалась в деревне Лапушки, став помощницей головы города.

— Ты по этому не ездишь домой?

— Да, видеть его выше моих сил. Боль все также разрывает мое сердце каждый раз, когда я вижу его, его жену и их детей. В эту поездку он оказался на пороге моего дома. Мне потребовалось очень много душевных сил, чтобы не сорваться и не начать рыдать при нем.

— Столько лет минуло, а эта история все так же разрывает мое сердце, — попеняла Фрония, вручая мне очередной флакон с зельем. — Ты скажи мне, краса, — теперь она обращалась ко мне, удобно примостившись рядом с кроватью на стуле — Ты правда будешь готовить свое супер зелье, чтобы получить статус магистра?

— А то, — я опрокинула флакон, морщась от послевкусия. История Руби натолкнула меня на мысль, которой я, пока что, делиться не собираюсь, а вот лукаво улыбнуться и загадочно поиграть бровями — запросто.

Отпустили меня домой только на следующий день, то есть в лечебнице я провела трое суток, с наказом пить восстанавливающее зелье и, по возможности, избегать применения магии, но она, пока что, была мне не нужна. Мне нужны были листы бумаги. Много листов! И много перьев!