– Да, ужасно, – согласился Ярик.

– И что, навсегда это?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Может, восстановится. Но вроде как, надежд особо нет.

– Вот так всё плохо? А так по нему даже и не скажешь…

– Ну да, – улыбнулся Ярик. – Ты просто его в том году не видела. Я в палату, помню, первый раз к нему пришел – аж перепугался. Весь в бинтах лежал, как мумия. Глаза как бы не забинтованы, но глаз не видно. Веки надутые, как шары, и аж черные. Ну и потом он долго хромал. Ну и так психовал очень. Чуть с катушек не слетел. К нему лишний раз подойти боялись.

– Да? – удивилась я. В зените спортивной славы я его, конечно, не застала и какой он стал потом – тоже не видела. Но сейчас Андрей мне казался очень миролюбивым и спокойным.

– Ну да. Но его можно понять. Он был там у себя лучший. Тренер с ним носился. Приезжали всякие шишки на него смотреть, куда-то уже звали… Представляешь, такие перспективы, а потом – раз и всё, никому не нужен. Считай, будущего лишился. Любой бы сорвался. Андрей ещё довольно быстро справился…

Я и не заметила, как мы прошли остаток пути. Странно, но когда мы заговорили об Андрее, неловкость и скука исчезли. Мы ещё минут тридцать стояли возле моего подъезда – Ярик всё рассказывал про Исаева, про то, как он когда-то блистал, какие победы принес, какой он вообще стойкий и как тяжело восстанавливался.

– Я не удивлюсь, если он ещё вернется в спорт, вопреки прогнозам врачей, – заявил Ярик. – И, если честно – хоть бы. А то тратит себя на всякую… ерунду. Как будто специально себя разрушает. С этими дебилами, одноклассниками нашими, в тепличке постоянно зависает, а там они что только не делают…

– А что такое тепличка? – Я это слово уже слышала несколько раз. И от девчонок из класса, и от парней, и вот теперь от Ярика.

– Вообще, изначально это был просто школьный пристрой. Что-то вроде склада под всякий хлам. Там сгружают всё ненужное. Ну, типа старые парты и стулья, спортивные маты изношенные и всё такое. Но там действительно тепло, даже душно – окон же нет, а отопление работает. Поэтому, наверное, так назвали. Но главная особенность теплички в другом, – Ярик хмыкнул. – Там собираются пацаны из десятых-одиннадцатых классов. Чтобы потусоваться. Вместо всяких вписок.

– Ого… – поразилась я. – Школьный вертеп какой-то… У вас так можно?

– Ну, конечно, нет!

– Но тогда как… почему твоя… – я осеклась, чуть не сказав «твоя мама». – Почему Эльза Георгиевна это позволяет?

– Она не позволяет. Она ничего про тепличку не знает. Думает, что там просто склад и всё. Камер же там нет, охраны тоже, вход отдельный. Ещё и с торца. Даже из окон не видно.

– А ты ей что, не рассказывал про эти сборища?

– Нет, конечно! – Ярик посмотрел на меня с изумлением. – Я могу тысячу раз не одобрять всего этого, но сдавать наших… тем более Андрея… ты что!

– Ну ладно ты, понятно, он – твой друг. А остальные… что, неужели никто не донес?

– А кто донесет? Учителя тоже не в курсе, они за школу не таскаются, что им там делать? Завхоз… вот завхоз знает, но с ним договорились, вроде как. Ну а ученики тем более будут молчать. Они же не самоубийцы. Понимают ведь, что за такое по головке не погладят… мягко говоря.

– Нет, у меня просто в голове не укладывается… у вас такая крутая школа… бассейн свой, спортзал такой шикарный и вообще всё… и такое под боком. И что, часто в этой тепличке Андрей бывает?