«Интересно, дедушка Токсаба бывал в этих местах? — подумал Киикбай и сам себе ответил: — А почему бы и нет? Ведь куда он только не ездил!»

Кого не заносила судьба в эти пески! И отец Киикбая погиб тут же, в этих песках, в схватке с беляками. Тело его привезли в аул, как издревле возили погибших воинов — на спине собственного коня.

Он протянул руку к сабле, что лежала сбоку, вытащил ее из ножен. Грозно сверкнул на солнце отточенный клинок.

«До чего же острый! — подумал Киикбай. — Это дело рук Куспана. Сияет как новенький. А ведь сабля выкована давным-давно безвестным кузнецом. Сколько воинов носило ее, в скольких сражениях шла она в дело, сколько врагов поразила!» Киикбай долго любовался саблей, пока опять не заложил в ножны.

Пора было подниматься. Киикбай взял карабин, подвесил саблю, подобрал бурдюк. Бурдюк совсем исхудал, воды в нем оставалось немного, и это заставило невольно вздохнуть парня. Постоял немного и медленно двинулся туда, куда вели следы бандита.

И снова барханы чередовались с ложбинами. Ноги гудели, особенно левая, больная. Ему казалось, что он бредет уже целую вечность. Следы коня Кулбатыра стали значительно короче. Если раньше всадник двигался рысью, то теперь явно перешел на шаг. То ли конь устал, то ли всаднику невмоготу — терзает рана. Рана?

Тут ему в голову пришла неожиданная мысль: «Если рана и впрямь такая тяжелая, как предполагал, как же удалось Кулбатыру уйти так далеко? Ведь он ни разу даже не остановился, чтобы передохнуть. Впрочем, — успокоил себя Киикбай, — бандит все-таки на коне, а я плетусь за ним пешком».

Солнце клонилось к закату. Всю дорогу после привала Киикбай внимательно поглядывал вокруг в поисках чего-нибудь съедобного, но ни кумарчик, ни атчонкай больше не попадались. Так всегда бывает, когда специально ищешь. Никогда не найдешь.

Он совсем выдохся. Еще хватило силы, чтобы взобраться на вершину ближайшего бархана и оглядеться, потом он сел, снял со спины бурдюк, но, сколько ни старался, из него не выжалось ни капли. Сухим языком облизал потрескавшиеся губы. У него было такое чувство, что язык распух и не помещается во рту.

Его охватила ярость: «Да что же, в самом деле, подыхать, что ли!» Еще немного, и он свалится без сил и останется здесь навсегда. А потом найдут его выбеленные дождями и солнцем кости, как они нашли несколько дней назад с Баймагамбетом. Нет, он этого позволить не может. Никакие злые силы не заставят его сдаться. Он сейчас встанет и пойдет. Пойдет и найдет какой-нибудь овраг, где можно докопаться до воды. И будет рыть саблей до тех пор, пока не докопается до этой воды. Пусть придется истратить все оставшиеся силы, но это единственная возможность выжить. Без пищи он еще проживет, ослабеет, но проживет. Помнится, Салык говорил, как они еще в гражданскую несколько дней не ели и все равно остались живы. И с ним ничего не случится, а без воды — смерть. Хорошо, что взял с собой эту саблю. Когда цеплял ее к поясу, не думал, что она пригодится ему в бою или он с нею будет выглядеть более воинственным. Это Куспану хотелось выглядеть воинственней. Киикбай же взял эту саблю лишь как память о погибшем друге. Он передаст ее потом братишке Куспана, пусть помнит о старшем брате, да и другие пусть помнят о нем.

И опять он шел и шел, внимательно поглядывая по сторонам: не встретится ли островок рогоза или какие-нибудь тростники. Обычно в таких местах и бывает вода, хотя все вокруг занесено песком. Раздумывая так, он ушел довольно далеко и внезапно заметил, что у него под ногами уже не сыпучий песок, а довольно рыхлая почва, поросшая типчаком, полынью и пыреем. А вот, наконец, стали попадаться и тростники. Сердце его радостно запрыгало: «Может быть, поблизости река Кзылшан?» Ему вдруг показалось: стоит лишь подняться на какую-нибудь возвышенность и оглядеться, как перед ним заблестит такая живительная, такая прекрасная водная гладь, что можно будет упасть в нее и пить, пить, пить без конца.

Киикбай задыхался от нетерпения, когда поднимался на невысокий пригорок. И что же? Опять, насколько хватало глаз, простирались бесконечные волны барханов.

И все-таки надежда теперь уже не покидала парня. Он спустился с холма и стал выискивать какую-нибудь впадину, чтобы хоть копать поменьше было, и вскоре наткнулся на небольшую полянку с тремя низкорослыми корявыми березками. Под березками что-то зеленело. Бросившись вперед, Киикбай не удержал радостного крика: перед ним были ежевичные заросли! Откинув карабин в сторону, он торопливо собирал и совал ягоды в рот. Жевать было некогда. Язык сам проталкивал сочные комки в горло.

Он ползал по поляне до тех пор, пока не почувствовал, что желудок полон, да и жажды, что нестерпимо мучила его несколько часов, кажется, не стало. Зачем теперь рыть колодец! Он отцепил пустой бурдюк и принялся наполнять его ягодами: это ведь сразу и еда, и питье! Ежевики было много, но пришлось довольно сильно намять колени, пока бурдюк наполнился.

Потом он поискал место для ночлега, и не успел коснуться головой земли, как усталость сковала его сном.