— Если бы не я, ничего бы не было…

— Возможно, — охотно соглашаешься ты, — а может, и было бы. Тебе не в чем винить себя — ведь ты поступил по совести.

— Но не по уму. Я не послушал тебя, когда ты пришел меня предостеречь. Ты знал про договор между нарьягами и Штормзвейгом?

— Конечно, ведь в моем распоряжении были разведданные.

Судорожный вздох, грудь раздирают рыдания, хочется прижаться к твоему плечу и самозабвенно жаловаться на свою никчемную жизнь, покатившуюся под откос из-за единственной, фатальной ошибки.

— Я виноват в твоей смерти.

— У тебя мания величия, брат, я не твой подчиненный, — смеешься ты.

— Расскажи, как это было, — сдавленно прошу я, усаживаясь на подоконник и дрожа от холода.

— Не так страшно, как ты думаешь, — пожимаешь ты плечами, — у меня была капсула пиралгезина. Я почти ничего не чувствовал, хотя до конца находился в сознании.

Сейчас, в твоем нынешнем состоянии, тебя, конечно, не волнуют подобные мелочи. Ты отмахиваешься от вопроса, как от надоедливой мухи.

— Корд, я устал, — откинув голову, я прикрываю глаза. Мне кажется, тебе надоели мои жалобы, и ты сейчас уйдешь. — Я ничего не могу изменить.

— А ты хотел бы изменить что-то? — заинтересованно спрашиваешь ты.

— Если бы можно было вернуть все назад…

— Что бы ты сделал?

— Остался бы с тобой на сторожевом посту.

— И поступил бы неверно, — назидательно произносишь ты, — впрочем, изменить прошлое ты все равно не можешь, только будущее.

— Разве можно еще что-то изменить? — нервно дергая плечами, спрашиваю я.

— Жаль, что я так и не научил тебя видеть сквозь внешнюю шелуху. Ты по-прежнему не замечаешь очевидное, — печально улыбаешься ты, твой голос отгоняет боль и тоску, влажный ветер за окном теребит кроны абрикосовых деревьев.

— Нам не хватило времени.

— У нас его будет еще много, — обещаешь ты, — не торопись, иначе вновь ошибешься.