Книги

Один в поле...

22
18
20
22
24
26
28
30

Не помогает. Пацан опять начинает реветь. Уже не от боли, а скорее, испуганно. Блин, да как с ним общаться то!? Не воспринимает мои слова, абсолютно! Если они ему не выгодны конечно. Чувствуя, что опять начинаю заводиться, хватаю его за плечи и резко встряхиваю:

— А ну, заткнулся живо!

Не помогает. Громкость воя только увеличивается. Причем теперь уже явно слышны скандальные нотки. На публику работает, паршивец. Не выдерживаю и отвешиваю ему добрую оплеуху. Мелкий аж падает. Но орать не перестает. Правда скандальные нотки сразу исчезли. Остались только боль и страх. Но и снизить громкость он и не подумал. Блин, необучаемый совершенно! Да что ж он такой тупой-то? Еще говорят — «дети пластичны, мгновенно адаптируются к новым условиям».. Ага, как же! Вот этот конкретный ребенок ни к чему приспосабливаться не собирается. Похоже, что он другого поведения просто и не знает.

Не выдерживая хватаю его одной рукой за горло, заставив подавится собственным криком. Наклоняюсь к нему и, почти соприкасаясь лбами, буквально шиплю ему в лицо, задыхаясь от переполняющего меня бешенства:

— Если ты сейчас же не заткнешься — я тебя просто вышвырну на улицу и уже никогда больше не пущу сюда домой. Можешь пойти и хоть весь сгореть, больше тебя лечить никто не будет. Сгореть в печке или замерзнуть в сугробе… Мне будет все равно! А если хочешь остаться, то засунешь свой язык в жопу и будешь только слушать! Слушать и слушаться! Ты понял? Попробуешь зареветь — вылетаешь на улицу. Понял, я тебя спрашиваю?

Я наконец отпустил мальчишку, тут же рухнувшегося на пол и зашедшегося в надрывном кашле. Блин, а я не перестарался ли? Он же мелкий. Чуть переборщил и все… Но нет. Вроде прокашлялся. И, хотя смотрит на меня с ужасом, и дышит как паровоз, но реветь вроде больше не пробует.

— Вижу, понял, — смягчившимся голосом замечаю я. — Хорошо. Молодец. Вот теперь когда ты готов меня слушать, и поговорим. Садись, — киваю ему на табуретку.

И когда тот неловко взгромождается на нее, по прежнему с испугом смотря на меня как кролик на удава, сажусь напротив.

— А вот теперь слушай меня. Внимательно слушай. Потому что от моих слов весьма возможно твоя жизнь будет зависеть. — Делаю паузу, давая мальчишке осознать эти слова и продолжаю. — Ты привык, что весь мир крутится вокруг тебя. Что ты «Центр Вселенной». Что тебе достаточно заплакать и все проблемы тут же разрешатся. Мама, папа, бабушка, дедушка, тетя…. Все тут же кидаются тебе на помощь. Чтоб ты вкусно покушал, сладко покакал, не скучал, не замерз и так далее. Все — чтоб тебе было хорошо. Но все твои родные умерли! Все!

Больше никому нет никакого дела до тебя! Пойми это. Никому нет дела до мальчишки по имени Андрей. У всех — свои проблемы. И кидаться выполнять твои "я хочу" или "я не хочу" никто не будет. Всем глубоко насрать на тебя. Ты можешь замерзать на улице, или обгореть в костре, или сломать себе ногу… Никому нет дела до этого. Ты можешь сдохнуть, да хоть сейчас. И никто даже не почешется. Даже твой труп никто не станет закапывать. Просто выкинут в лес, чтоб тебя собаки дикие сожрали! Ты пойми, — наклоняюсь к нему ближе. — Ты сам никому не нужен. И, если ты хочешь жить с нами. Со мной, с Евой, с Настей… То ты должен слушать, что тебе говорят старшие. Я или Настя. А свое "Я хочу" можешь засунуть себе в задницу. Или ты выполняешь всё что мы тебе говорим, и тогда ты живешь тут, в тепле и уюте. Смотришь телевизор. Ешь досыта. Или ты опять произносишь свое "Я хочу" или "Я не хочу" и тогда тут же пи…уешь отсюдова замерзать под забором. Ты понял?

— Да… — очень тихо, испуганно.

— Не слышу?!!! — Старинная армейская метода — заставлять повторить три раза, ломая колючие характеры.

— Да, — чуть громче с нотками досады в голосе.

— Что-что? Не слышу, — откровенно издевательски уже продолжаю гнуть мальчишку

— Да! — Уже чуть не кричит тот со слезами в голосе. — Я понял. Понял.

— Вот и молодец, — внезапно смягчившимся тоном хвалю я его. — Пойдем чаю попьем. Утром-то ты отказался же завтракать.

— Я не отказывался.

— Отказался! — Вновь резко меняю тон на жесткий. — Не захотел руки помыть. Значит — отказался от завтрака. Пойми наконец, эти два события связаны напрямую! Мало сказать, что ты понял. Нужно это действительно понять! Не сделал, что тебе велено — остался без завтрака. Попытался добиться чего то ревом — получил по шее. Сломал что-то из вещей, чтоб напакостить — пинок под сраку и «гуляй Вася»…

У мальчишки хватило мозгов не возражать. Сопит, смотрит на меня, а мне вот буквально видно как в его голове шестерёнки проворачиваются. Думай, думай… Полезное занятие.

Ну поесть нам девочки, конечно, ничего не приготовили. Ладно что хоть чайник-то вскипятили. И, пока они накрывали на стол, наливали в чашки, я метнулся опять-таки на склад и притащил каких-то там печений и пряников. Не еда в полном смысле этого слова, но все-таки. И, если Андрей жевал жадно, явно проголодавшись, то девчонки ели их так… Ну как и положено есть сладости, смакуя и с любопытством посматривая на нас с Андреем. Вот же Евино племя… Всё-то им знать надо. Что-то они наверняка слышали сквозь стены. Временами мы совсем не сдерживали громкость. И общий смысл разговора наверняка уловили. Да и как его не понять? Старший строил мелкого. Блин, да подобные мизансцены вечны! И в каком-нибудь каменном веке, и в современном мире, они выглядят практически одинаково. Но девчонкам всё равно любопытно. На то они и девчонки.