— Задумался. Настроение кринж. Валета нет, Кержака нет…

— А ты что тоже ливнуть собрался? Вслед за Кержаком?

— Ты что агришся? Вон девок своих харась иди.

— О как заговорил. А рыпнуться ты не хочешь?

— Герцог, Рафик, успокойтесь — Башка с Немцом влезли между нами. — Нам о деле нужно говорить, а вы собачитесь. Устроили тут… У нас и так траблов с вагон накопилось, давайте еще вы бомбить друг на друга будете.

— Что хотели-то? — спрашиваю уже, остывая. С Герцогом лучше не ссориться. Особенно когда он с похмелья. Пальнет и думать не будет.

— Твои парни. Ну те, которых этот малиновский поломал. Они как? Оправились?

— Ну, ходить могут. Чуть-чуть. У Лео рука сломана, Микки в раскоряку ходит, словно его в жопу долбили. У Дона ребро сломано. Затянутый весь. Тоже ходит еле-еле.

— Ну бутылку-то кинуть, например, смогут?

— Это вы к чему?

— Шишу этого, Малиновского… Наказать надо.

— Что вот прям так срочно? Что же сразу тогда не наказали?

— Сразу нам было некогда, — очень серьезно отвечает Башка. — Мы с колхозанами воевали.

— А сейчас значит, время?

— Да. Сам же видишь, как у нас всё кринжово идет. Трабл за траблом. Нужно хоть как-то настрой у мелких поднять. И, кстати, именно вот этим твоим это особенно полезно будет.

— Да какие из них сейчас «бойцы»? Я же говорю — еле на ногах стоят!

— Никто и не просит тебя вести боевые действия. Просто пусть подпалят его хату ночью дверь поленом подперев. И всё. Он сам сгорит. А ты со своим обрезом их подстрахуешь. Начнет он в окно вываливаться тут его и стрельнешь спокойно. Как в тире.

— На словах-то у вас все просто. Что ж сами-то так не сделаете?

— Рафик, некому! Нас и так осталось-то всего ничего. Все на страже стоят. Если колхозаны полезут — каждый человек на счету будет!

— Очкуете?