Он повиновался.
— Получена от генерального директора компании сумма в сто тысяч франков с тем, чтобы я отправился в Алжир и выполнял там его указания. Это все.
Он вытащил листок из машинки и от руки поставил свою подпись. Я посмотрел на часы: было половина одиннадцатого.
— А теперь поторопитесь.
Пока он собирался, я взял письмо, написанное им для Одиль, тщательно его сложил и спрятал в карман. Потом передумал, вынул и прочитал:
«Я расстался с тобой час тому назад. Напрасно даже пытаться заснуть, между сном и мною стоят образ Одиль, голос Одиль, ноги Одиль, твои стоны, вздохи, твой отказ, твои обещания. Ты права: то, что вначале было игрой, теперь перестало ею быть. Я могу думать только об одном — о тебе. О том, чтобы овладеть тобой, овладеть дико, яростно. Как это случилось? Не знаю. Все, что я знаю: я хочу тебя с такой чудовищной силой, что все остальное просто не имеет никакого значения. Я хотел покорить тебя, но сам стал жертвой. Я бы ненавидел твоего мужа, если бы знал, что Одиль принадлежит ему. Но он обладает только своей женой, а я вскоре получу тебя, другую, ту, которую я создал, в которой открыл скрытый источник желаний. До сих пор ты спала, а не жила, я разбудил тебя, без меня ты так ничего и не узнала бы.
То, что ты ощутила сегодня, когда я ласкал тебя, возможно, было далеко от идеала, но твой стон сказал мне, что ничего подобного ты до сих пор не испытывала. И это еще только начало, крохотный задаток. Как же горячи будут твои ощущения и твои стоны, когда между нами не будет преграды — твоей одежды! Нет, я гоню от себя эту мысль, потому что она сжигает меня. Платье — пусть. Но ничего под платьем на следующем свидании. Обещаешь? Мои руки и губы смогут насладиться твоим нагим телом, как только ты войдешь в беседку. Какая странная вещь — желание.
Здесь я останавливаюсь и перехожу ко второй странице. Я поднимаю голову, и передо мной скользит твой образ — сладострастный образ. Даже если я закрываю глаза, твой образ стоит передо мной. Когда ты будешь моей? Мое желание уже причиняет мне физическую боль. Я вижу только тебя, я представляю себе твои ноги, мягкую выпуклость твоего живота, нежные складки твоего лона. Ты придешь завтра вечером? Да, я знаю, ты уже близко.
Ты не свободна, так что не надо давать никаких поводов для подозрений. Но мне так необходимо твое тело, что я обязательно отправлюсь завтра на свидание. Итак, каждый вечер в десять часов я буду ждать тебя в беседке до одиннадцати. И так будет до тех пор, пока ты не придешь. Хватит ли у тебя сил не прийти хотя бы на несколько мгновений, зная, что я так близко от тебя? Успокойся, даже если садовник еще раз будет проходить мимо, он нас не обнаружит. Завтра же утром куплю задвижку и приделаю ее на дверь. Я даже специально выберу ржавую, чтобы никто не заметил обновления. Ты видишь, я предусмотрел все. Я предусмотрел даже то, что должен молчать во время наших свиданий. Ты была права: неосторожно с нашей стороны столько говорить. А ведь мы иногда даже забывали, что говорить нужно шепотом. Обещаю тебе, что не скажу больше ни слова, это только прибавит нашим свиданиям очарования. Мы могли бы, конечно, забыть о беседке и встретиться где-нибудь еще. Но именно в беседке в тебе зародилось желание, и принадлежать друг другу мы должны именно там. Ты придешь завтра вечером?
Вчера я остановился на этом месте, потому что все-таки захотел спать. Наверное, не стоит говорить, что я все равно долго не мог заснуть. Я знал, что ты тоже не спишь. И я представлял себе наше следующее свидание, говорил себе, что даже если под платьем у тебя ничего не будет, я все равно не увижу ни совершенных очертаний твоих ног, ни нежного пушка твоего живота. Возможно, так даже лучше: в темноте все чувства обостряются. И вот опять я жду свидания с трепетом, которого никогда раньше не испытывал. Сможешь ли ты вечером ускользнуть на несколько мгновений? Хочу в это верить. То, что будет на тебе надето, скажет мне все красноречивее любых слов, ждут ли меня муки дальнейших ожиданий, или ты уже готова стать моей. Ведь ты придешь только в платье, под которым ничего не будет, правда? Мои руки уже тянутся к тебе, как если бы ты уже была рядом. Упадешь ли ты на колени, сраженная моими ласками, как это было вчера?»
На этом письмо заканчивалось: раздался мой звонок в дверь. Я оторвался от чтения и обнаружил соблазнителя рядом с собой с уже уложенным чемоданом.
— Поздравляю, мой милый. Я бы крайне удивился, если Одиль не сделает все возможное, чтобы нынче вечером избежать моего общества хоть на несколько минут. Что же касается вашего желания знать, будет ли у Одиль что-нибудь надето под платьем, то я вам когда-нибудь расскажу, если это еще будет вас интересовать к тому времени.
Я протянул ему свою ручку:
— Будьте любезны закончить письмо. Это все упростит. О, всего пару фраз. Например: «До вечера. Отныне — до всех вечеров».
Он сел, покорно все написал и был так мил, что даже поставил свою подпись. Я положил письмо в карман и жестом пригласил его к выходу, причем дверь за нами запер собственноручно.
— Разумеется, ключ от вашей квартиры останется у меня. Я буду приходить сюда писать письма. И кто знает, может быть, я даже приму здесь как-нибудь Одиль вместо вас. Ночью, разумеется. Но все это еще нужно обдумать. Да, предупредите консьержку, чтобы она спокойно пропускала меня в дом. Скажите ей, что уезжаете на некоторое время, но не хотите, чтобы об этом знали. Если кто-то посетит вас, Одиль, например, пусть говорит всем, что вы только что ушли.
Консьержка спросила только, куда пересылать почту. Я ответил ей, что сам займусь этой проблемой, и вручил ей тысячу франков. Больше никаких вопросов у нее не возникло.
— Итак, мы договорились, что если кто-то будет спрашивать господина Лаборда, вы ответите: он только что вышел. Больше от вас ничего не требуется.
Спустя десять минут мы были в банке. Я снял обещанную сумму со своего счета и вручил деньги Лаборду, после чего мы отправились в аэропорт. Мне показалось, что соблазнитель воспринимает ситуацию не слишком трагично, поскольку больше не опасался моей мести. Во всяком случае, его лицо обрело живые краски.
— Куда я должен буду вам писать? — спросил он.