Приятный звук бегущей воды отлично успокаивал нервы, а холодная температура быстро приводила голову в порядок. Я включила максимально прохладную воду и простояла под душем около десяти минут, в принципе не двигаясь с места. В голове крутились слова Артема.

Я не выгляжу счастливой. Я не чувствую себя таковой. Я в принципе теперь не уверена, что должна что-то чувствовать. Будто важны только ЕГО мысли и желания.

Я взяла мочалку и стала яростно натирать тело. Вспомнилась фраза Марка о том, как ему нравится моя белоснежная и нетронутая кожа. Я прекрасно знала, на что он намекал. На синяки, которыми он стал зачастую раскрашивать мою кожу, точно как художник дополняет свои творения, на укусы и бордовые кровоподтеки. Его глаза в эти моменты буквально закатывались от наслаждения, в то время как я молчаливо стонала в подушку от боли.

Как же прекрасно было быть его девушкой и как ужасно стать его женой.

Я прекрасно осознавала, что долго так не протяну. Скоро я загнусь и сломаюсь, он меня выбросит на улицу и я уже никогда не смогу выступать, реализовывать себя в театре. Сейчас я просто красивая кукла, на которую он навешает миллион драгоценностей и будет рассказывать нелепые слова о нашей счастливой жизни.

Но мы определенно живем в параллельных Вселенных.

Я выключила воду, вытерлась, подсушила волосы и сразу же натянула пижаму. В моем гардеробе было множество кружевных ночных сорочек, но сейчас мне хотелось надеть что-то максимально отталкивающее и не привлекающее.

Я вышла из ванны и в темноте сначала не сообразила, в какую сторону мне идти. Поморгала несколько раз, разглядела кровать и залезла под одеяло. Марка не было в комнате, и меня мало волновало, куда он ушел.

Лишь бы оставил в покое на еще одну ночь. А на завтра у меня огромные планы, а именно — снова стать Ангелиной Сапфировой, а не Горчаковой.

Перед тем, как уснуть, я нашла свой телефон в сумке и отправила сообщение своему руководителю со словами: «Доброй ночи. Пожалуйста, перенесите репетицию еще на пару дней, я обязательно появлюсь и больше не буду пропадать».

А на следующее утро, стоило мне проснуться, пришло сообщение: «Лин, прости, я понимаю, что с моей стороны это очень некрасиво, но твой муж предельно точно высказался на тему того, что если я позволю тебе выступать, то он уничтожит все то, что я выстраивал десятилетиями. Я слишком хорошо знаю, что Горчаковы пустыми словами не бросаются. Мне искренне жаль, что такое произошло, но ты можешь больше не приходить в наш театр — мне все равно нечего тебе предложить».