Книги

Очертя голову, в 1982-й

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вина выпьешь? Сухого?

— Да. И покурить.

Завернулась в одеяло и села рядом.

Котов налил, чиркнул зажигалкой. Посидели, выпили, покурили. Снова легли и снова захотели друг друга. Уже не очень стесняясь, Марина положила свою руку на лобок Димы, и её пальчики принялись ласкать тот самый «нефритовый стержень», о котором читала и слышала так много и который всё ещё был для неё в диковинку. Стержень напрягся, они снова порывисто сплелись в объятиях.

— Поднимись на коленках, — сказал Дима.

Они оба встали на колени, Марина оперлась на руки, а Дима пристроился сзади и взял её за бёдра. Он поводил членом по щели. Там было всё раскрыто и влажно. Девушка сделала нетерпеливое движение. Не имея терпения для игр, Дима двинулся навстречу, и член легко скользнул во влагалище. Начали неторопливо, внимательно прислушиваясь к звукам, запахам и своим ощущениям. Немного погодя Марина опустилась на плечи и прогнула спину. В мягкой подсветке женские формы восхитительно выделялись на тёмном фоне полумрака. Время от времени Дима совсем вынимал член и вводил его снова, вновь и вновь вызывая ощущение самого начала полового акта.

Только минут через десять, уже уставшие, чувствуя приближение оргазма, они задышали, задёргались и кончили одновременно, в два голоса.

Котов проснулся через полчаса, чувствуя жажду и сильный аппетит. Стараясь не беспокоить гостью, вышел на кухню. Поставил большую сковородку на огонь, бросил в неё полпачки сливочного масла и вколотил одиннадцать яиц — все, что были.

Появилась Марина. Она была в котовской рубашке, застёгнутой на все пуговицы. Она тоже хотела есть, её разбудил запах. Они вдвоём умяли все одиннадцать, вернулись в комнату и допили сухое.

Котов откинулся на спину, оба уже ничего не стеснялись. В голове уже ничего не было, кроме тумана, алкоголя и похоти. Марина залезла сверху «валетом», залупила пальчиками головку и взяла член в рот. Голова её стала подниматься и опускаться. Дима, удобно устроившись головой на подушке, самозабвенно играл языком лепестками её восхитительного цветка. Всё потеряло значение. Впереди у них была вечность и ничего, кроме блаженства.

ОБРЫВОЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Принц вошёл за нею следом и огляделся. Крошечная мастерская располагалась в круглой башенке на крыше семиэтажного здания, из окон которой открывался вид на проспект им. Кирова (б. Каменноостровский).

Комнатка вмещала в себя кровать, столик с букетом полевых цветов, пару стульев и тумбочку. На полу лежали стопки книг и рулоны акварельных рисунков. Рисунками были оклеены все стены комнаты.

— Я уговорила родителей разрешить мне пожить здесь до начала учебного года. Моего старшего брата называют трагедией семьи, и я — последнее, что у них осталось.

— Можешь сказать им, что я буду за тобой присматривать.

— Не думаю, что они обрадуются.

Принц внимательно разглядывал рисунки, но ничего не понимал. Цвета и фигуры сменялись в удивительно знакомом порядке. Неожиданно, вглядываясь в один из рисунков, он ощутил, как в голове явственно проступает знакомая мелодия. Принц и сам не заметил, как начал её насвистывать. Повернувшись к Розе, он сказал:

— Кажется, я понял. Это музыка. Но как, чёрт побери, у тебя это выходит?

— Сама не знаю. Чем же ещё тебя удивить?

Принц взял её за руку и мягко привлёк к себе. Роза подняла на него глаза. Их взгляд выражал большее, чем любые произнесённые слова, а их первый поцелуй был не сравним ни с чем до или после этого.

— Мне нет и шестнадцати… — прошептала Роза.