Итак, люди древней Руси проявляли немалое любопытство к курганам, городищам, наскальным изображениям и другим археологическим памятникам и пытались их осмыслить. В этом осмыслении много наивного, но в нем есть и крупицы истины. Так, и городища, и курганы народ считал следами далекого прошлого. В городищах древнерусские люди всегда видели укрепления. Когда в начале XIX в. З. Ходаковский начал научное исследование городищ, он считал их местами культа. Народная молва оказалась, как мы теперь знаем, более верной, чем мнение одного из основоположников археологии в России.

Если упоминания археологических памятников мы находим еще в документах эпохи Киевской Руси, то в XVI—XVII вв. интерес к этим памятникам стал более явным и активным. В связи с этим об остатках древностей стало известно гораздо больше, чем раньше. Прежде всего делались попытки извлечь из них какую-либо практическую пользу. Как мы уже говорили, от XVII в. до нас дошло множество сведений о грабительских раскопках на курганах и городищах.

Эти грабительские раскопки испортили немало археологических памятников, но как бы нам не были неприятны кладоискатели былых веков, надо отметить, что их раскопки дали самые первые, примитивные представления о том, что содержится в городищах и курганах. Когда землянский воевода обследовал в 1664 г., что за раскопки ведет поп Киприан на Кудеяровом городке на р. Ведуге, он дал одно из самых ранних описаний городища: «В прошлом де, в давних годах, был не то вор и разбойник Кудояр с товарищи, со многими людьми, и воровски де он большую казну собрав, стоял городком в степи... В степи промеже двух гор лог насыпан землею, а длина той насыпи 85 сажен, поперек 12, а инде и 10 сажен, а сыпана в тот лог земля слоями — глина красная и серая и чернозем под глиною»[47]. Воевода, как нетрудно сообразить, наблюдал разрез вала городища.

Находки вещей из драгоценных металлов в курганах и городищах Средней России столь редки, что в этом районе кладоискательство не получило большого размаха. Зато в Сибири, где в могилы эпохи раннего железа и тюркского времени золотые предметы клали достаточно часто, кладоискательство уже с XVII в. распространяется чрезвычайно широко[48]. В XVII—XVIII вв. целые артели «бугровщиков», объединявшие до 300 человек, все летние месяцы раскапывали курганы. Кое-где кладоискательство стало даже профессией. При таких масштабах работ сибирские бугровщики имели возможность сделать больше археологических наблюдений, чем их курские и воронежские коллеги. По словам Г. Миллера, бугровщики начала XVIII в. уже знали, в каких типах могильных сооружений золото встречается, а в каких нет[49]. Именно поэтому погребальные памятники первобытной эпохи сохранились в Сибири гораздо лучше, чем курганы и могильники эпохи железа. Кладоискатели знали, в каких районах больше богатых курганов, в каких курганах находятся лиственничные срубы, а в каких — каменные сооружения, где в могилах лежат драгоценные вещи, и т. д. У бугровщиков была своя классификация типов могильных сооружений. Они различали «чудские» и «калмыцкие» могилы, «сланцы» и «курганы»[50].

Таким образом, народная наблюдательность позволила заметить ряд деталей чисто археологического характера. Это в какой-то мере подготовило исследовательский подход к памятникам в XVIII в. Все ученые XVIII и начала XIX в., писавшие о сибирских курганах, ссылаются на сведения, полученные от бугровщиков.

Если поисками кладов в курганах занимались на свой страх и риск отдельные люди, то в государственном масштабе городища и курганы начали раскапываться с другой целью — из культурного слоя городищ и из курганной земли добывали селитру. В связи с этим в 1630 г. приказу Казанского дворца был дан государев указ отыскать в Тобольском, Томском и других сибирских уездах места «старых городищ и селищ»[51]. Земля из курганов, как показывают источники XVII в., также широко использовалась для этих целей[52].

Практический интерес вызывал и еще один вид археологических памятников — остатки горных разработок эпохи бронзы и раннего железа на медных, оловянных и золотых месторождениях Урала и Сибири. По словам ученых XVIII в., едва ли не все русские металлургические заводы ставились на месторождениях, отысканных по следам «чудских копей»[53]. Первые известия о таком интересе к «чудским копям» относятся еще к XVII в. Так, в отчете сына боярского Григория Лоншакова и казачьего десятника Филиппа Яковлева о поисках руд в верховьях реки Аргуни говорится: «И те старые копи, где у них закладено хрящем и каменьем, все вычистили и выломали... и объявилось старой копи круглая яма в горе, в камени, в вышину полторы сажени, в ширину в сажень печатную... Да у той старой копи, выше и ниже по Тузячке речке, плавилен с двадцать. А какие де люди прежь сего в том месте руду брали и плавили и про то мы Григорей и Филип с товарыщи доведатца не могли»[54].

Итак, по крайней мере шесть видов археологических памятников — курганы, городища, наскальные изображения, каменные бабы, лабиринты и древние горные разработки — были известны в древней Руси. Незамеченными оставались стоянки, селища — памятники, не имеющие признаков на поверхности. Но два вида находок на стоянках привлекали внимание. Это — каменные наконечники стрел неолитической эпохи и кости мамонта. Как и по всему Старому Свету, кремневые наконечники назывались на Руси «громовыми стрелами». Согласно повериям, записанным во многих местах в XIX в. «громовые стрелы» в народе считали результатом удара молнии в землю и пользовались ими как целебным средством, амулетами, оберегами. Эти представления существовали уже в древней Руси. О «громовых стрелах» упоминают письменные источники — «Кормчая книга», «Домострой», «Луцидариус»[55]. В культурном слое XIV в. в Новгороде Великом найден амулет — наконечник неолитического копья в медной оправе с изображением процветшего креста (см. рис. на стр. 21). Находки «громовых стрел» зафиксированы в двух вятических погребениях и во Владимирских курганах[56].

Неолитический наконечник копья из культурного слоя Новгорода Великого, использованный как амулет в XIV в. (по М. В. Седовой)

Интерес к костям мамонта носил другой характер. С. Н. Замятнин опубликовал грамоту 1684 г., вызванную сообщением о находке гигантских костей в Воронежском крае. Находчик думал, что это ноги «волота». В царском указе курскому воеводе предписывалось «ноги откопать, а откопав, кости измерить, какова которая кость мерою в длину и в толщину и написать на роспись и на чертеже начертить»[57]. С. Н. Замятнин называет эту грамоту первой русской инструкцией для раскопок. Может быть, это и слишком, но интерес ее бесспорен. Перед нами свидетельство бескорыстного любопытства к памятникам далекого прошлого. Это уже не интерес к кладу, к сокровищу, а зачатки научной любознательности.

Наконец, самые интересные сведения об археологических памятниках, дошедшие до нас от древней Руси, связаны с теми же северными лабиринтами. В конце XVI — начале XVII в. в долгом споре с Данией русская дипломатия отстаивала права России на «Лопскую землю». И вот в 1603 г. русские посланники И. С. Ржевский и С. В. Годунов впервые в истории России привлекли археологические памятники на службу политике. В грамоте, поданной датским послам С. В. Годуновым, говорилось: «И Лопская земля вся изстари к нашей отчине, к Новгородцкой земле, а взял ее войною нашие отчины Новгородцкого пригорода корелской державец именем Валит, тож и Варент, а руское имя его Василей, которого и ныне есть в тех местех на Мурманском море в его имя городище Валитово и иные признаки, как вам о том подлинно объявлено»[58]. Здесь имеется в виду приведенный выше рассказ о лабиринтах. Так, еще 350 лет назад, русская дипломатия осознала политическое значение археологии.

Таким образом, к XVIII в. русское общество пришло с определенным интересом к остаткам старины. Были известны самые разные памятники древности. Делались попытки так или иначе осмыслить их и использовать в практических целях. Было известно, что найти древности можно путем раскопок в земле. Такие раскопки уже производились, и не только с кладоискательскими целями. В 1420 г. во Пскове в период мора посадники и горожане, желая прекратить мор, хотели найти древнейшую в городе церковь Власия. Для этого был куплен «двор Артемьев», снесены постройки, после чего, проведя раскопки, горожане «обретоша престол»[59]. Мы видим, что интерес к древностям на Руси был многогранен.