Бросившись вниз, я принялась с рыданиями гладить Ирвинга по лицу. Открой глаза! Пожалуйста, умоляю, открой! Посмотри на меня. Вот я рядом, сижу с тобой и не представляю, что буду делать, если ты не очнешься.

Что мне делать, Ирвинг?

Ты ж не оставишь меня одну?

Ты не можешь поступить со мной так жестоко!

Влюбить и бросить. Взять и умереть.

Я же в дракона превратилась, только чтобы остаться с тобой.

Ирвинг, черт бы тебя побрал, хватит разлеживаться!

Захлебываясь слезами, я принялась трясти Ирвинга за плечо. Мне казалось, что я могу его разбудить, привести в чувства — надо только трясти сильнее, звать громче, снова и снова умолять откликнуться.

Вот сейчас он очнется. Вот сейчас откроет глаза и застонет от боли. Прохрипит что-то пересохшими губами. Его веки дрогнут. Пальцы зашевелятся. Руки, недвижно лежащие на полу, приподнимутся в попытке меня обнять. Так и будет. Иначе и быть не может.

Но…

Глаза закрыты. Грудь не вздымается от дыхания, и в этих руках — руках, что так нежно и пылко обнимали меня всего пару минут назад, больше нет жизни. Они мертвы.

Неужели я больше не услышу голос Ирвинга, не увижу свое отражение в его зрачках, широких от страсти, никогда больше мой эльф не посмотрит на меня с любовью и лаской, не прижмет к себе, не уронит на кровать, чтобы накрыть своим телом?

Как же так?

Стоя на коленях и согнувшись пополам, я рыдала в плечо Ирвинга, мертвого, бездыханного, неподвижного.

Как же так? Как же так?

Мы же совсем недавно целовались на лестнице, собирались заняться любовью, а теперь мои пальцы испачканы его кровью и сердце в этой изуродованной груди не бьется.

Никогда. Какое страшное слово — «никогда».

Никогда больше.

Не посмотрит.

Не обнимет.