Милли покопалась в спортивной сумке, с которой приходила каждый вечер.
— Да-да, конечно. У вас же бизнес. Конечно.
Сумка была старая, эмблема на боку выцвела. Милли долго в ней рылась. Она выложила на барную стойку долларовую банкноту и шестьдесят два цента. Пошарила еще и вынула антикварную рамку для фотографий, пустую. Положила ее на стойку.
— Это чистое серебро из ювелирного магазина на Уотер-стрит, — сказала Милли. — Сам Роберт Кеннеди покупал у них часы для Этель. Ценная вещь.
— И там нет фотографии? — спросил Боб.
Милли бросила взгляд на часы над баром:
— Выцвела.
— Твоя фотография? — спросил Боб.
Милли закивала:
— С детьми.
Она снова заглянула в сумку, еще немного в ней покопалась. Боб поставил перед ней пепельницу. Милли подняла на него глаза. Ему хотелось погладить ее по руке — утешить, дескать, ты не одна в мире, — однако подобные жесты лучше оставить другим, ну там киногероям например. Каждый раз, когда Боб отваживался на что-нибудь настолько личное, получалось неловко.
Он отвел взгляд и смешал Милли еще один коктейль.
Поставил перед ней стакан. Взял со стойки доллар и отвернулся к кассе.
— Погоди, возьми это, — сказала Милли.
Боб обернулся на нее через плечо:
— Этого хватит, чтобы покрыть долг.
Боб покупал одежду в «Таргете» — новые футболки, джинсы, спортивные костюмы; у него была «шевроле-импала», отец отдал ему ключи от машины в 1983 году, и на спидометре было еще далеко до ста тысяч, поскольку Боб никуда особенно не ездил; за дом было выплачено, налог на недвижимость смехотворный, потому что кому, на хрен, охота жить в такой дыре? В общем, если у Боба что и было, о чем догадывались лишь единицы, так это приличный доход. Он положил долларовую банкноту в кассу. Сунул руку в карман, выудил свернутые в рулон деньги, отсчитал семь двадцаток и добавил в кассу.
Когда он снова повернулся к Милли, та уже сгребла мелочь и рамку для фотографий обратно в сумку.
Пока Милли пила коктейль, Боб закончил с уборкой и вернулся за стойку. Милли сидела, гремя кубиками льда в стакане.
— Ты когда-нибудь слышала о Малом Рождестве? — спросил он.