Быстрый косой взгляд.

— Ну убили.

— Чтобы он никому не рассказал, что вернул долг Кузену Марву, и чтобы никто другой тоже не рассказал. Чтобы Марв его денежками заткнул все дыры, покрыл растрату, как будто ничего и не было. Вот так мы и поступили.

— Вы поступили… — Эрик плохо следил за рассказом, но слабый сигнал тревоги у него в голове все-таки загорелся, и Эрик перевел взгляд с часов на Боба.

— Убили его у меня в подвале, — сказал Боб. — Знаешь, как его звали?

— Откуда мне знать, Боб.

— Нет, ты знаешь это имя.

— Иисус? — Эрик улыбнулся.

Боб не улыбнулся.

— Риччи Велан.

Боб сунул руку под барную стойку и быстро достал девятимиллиметровый пистолет. Он не заметил, что предохранитель не снят, так что, когда он надавил на курок, ничего не произошло. Эрик дернул головой и попытался оттолкнуться от стойки, но Боб большим пальцем нажал на предохранитель и выстрелил Эрику прямо в горло. Звук от выстрела был такой, словно от дома оторвали кусок алюминиевого сайдинга. Надя закричала. Это не был протяжный вопль, она лишь вскрикнула от потрясения. Эрик стремительно завалился со стула назад, и к тому моменту, когда Боб вышел из-за стойки, тот был уже при смерти, хотя все еще жив. Вентилятор под потолком отбрасывал на его лицо тонкие полосатые тени. Губы Эрика то выпячивались, то раскрывались, словно он пытался вдохнуть и в то же время поцеловать кого-то.

— Мне жаль, что вы, ребята, такие, — сказал Боб. — Знаешь, в чем беда? Вы плохо воспитаны, никаких манер. Выходите на улицу в том же, в чем сидите у себя дома. Говорите гадости про женщин. Бьете беззащитных собак. Ты мне надоел, парень.

Эрик посмотрел на Боба и скривился, как от изжоги, он казался рассерженным. Разочарованным. Это выражение застыло на его лице, словно приклеенное, а мгновение спустя Эрика уже не было. Он ушел. Просто умер, мать его.

Боб затащил тело Эрика в холодильник.

Когда он вернулся, толкая перед собой ведро со шваброй, Надя так и сидела на своем стуле. Рот у нее казался шире, чем обычно, и она не могла отвести глаз от крови на полу, но в остальном выглядела как всегда.

— Он стал бы приходить снова и снова, — сказал Боб. — Когда кто-нибудь что-то отбирает у тебя и ты ему отдаешь, никакой благодарности такие люди не чувствуют, они лишь понимают, что ты должен им еще и еще. — Он опустил швабру в ведро, немного отжал и шлепнул на самое большое кровавое пятно. — Кажется бессмыслицей, верно? Но так уж они устроены. Считают себя на особом положении. Их невозможно переубедить.

— Ты просто взял и пристрелил его, — сказала Надя. — Ты просто… нет, ты сам-то понимаешь?

Боб тер шваброй пятно.

— Он бил мою собаку.