— Похоже, ты не сможешь утопить меня, Афина, — поддразнил ее Хэдли, и она надулась.

Я вдохнул, и магия во мне закружилась, как в водовороте. Я был двойным Элементалем. Без сомнения. Мой знак зодиака связан с огнем, так что у меня будут те же стихии, что и у брата, в конечном счете. Я не мог такого ожидать.

— Все сосредоточьтесь на небе. Rogo vim aeris²! — Зенит воззвала к небесам.

Волосы Грейсона и Афины зашевелились от ветра, которого я не чувствовал, и они возбужденно закричали.

— Прекрасно, в вас обоих пробудилась стихия воздуха, — сказала Зенит близнецам, и я усмехнулся, когда они оба сжали мои руки. — Invoco virtutem ignis³!

У моих ног вспыхнуло тепло, и я усмехнулся, глядя на огонь, кружащий вокруг меня.

— Да, блядь! — воскликнул Хэдли, когда вокруг него тоже вспыхнул огонь. Я усмехнулся, заметив клыки в его рту и жажду крови в его глазах, когда проявился его Орден.

Наследники все начали ликовать позади меня, и ухмылка растянулась по моему лицу, казалось, навсегда. Я был свободен, скоро я буду учиться овладевать своей силой в академии, в которой мечтал учиться всю свою жизнь. Этот день начинал соперничать с моим первым полетом в качестве Пегаса.

— Замечательно, Ксавьер, — донесся до меня мамин голос.

Моя грудь вздымалась, когда тепло Элементаля распространялось по моему телу, согревая каждый дюйм меня, и ощущение реальной силы пульсировало в моей груди.

— Вот дерьмо, — Глаза Хэдли потемнели, он задыхался и бросился на Зенит, которая тут же протянула ему руку, словно видела это тысячу раз. Его клыки вонзились в ее тело, и он глубоко пил из нее, насыщая свою жажду крови. Наконец он вырвал клыки и удовлетворенно усмехнулся, отступая назад, снова вступая в круг.

— Вы обладаете даром огня, Ксавьер Акрукс и Хэдли Альтаир, — объявила Зенит, и я почувствовал на себе взгляды всех остальных, поскольку никто еще не получил второй Элемент. Но Земля была последней, поэтому Хэдли обязательно получит ее, так как он Дева, и остальные тоже, несомненно, получат ее. Я снова посмотрел на небо, когда Зенит прокричала звездам свою последнюю команду. — Rogo vim terrae⁴!

Я посмотрел вниз и увидел, как вокруг ног Хэдли выросла трава, жадно вьющаяся по его телу. То же самое происходило и с близнецами, и они возбужденно смеялись. Я взглянул на Эллис, желая увидеть то же самое, но там ничего не было, и только через секунду я понял, что она смотрит на меня с ужасом в глазах. Что-то пощекотало мою руку, и я перевел взгляд на нее, мое сердце заколотилось в полном неверии, когда я обнаружил, что трава тоже обвивается вокруг моего тела.

— Святое дерьмо, — вздохнул я.

— У него три стихии! — вздохнула мама, и я повернул голову посмотреть на свою семью. Глаза отца были широко раскрыты, их наполняла гордость, которую я никогда в своей чертовой жизни не видел направленной на меня.

— У моего сына три стихии! — засмеялся он, дважды быстро хлопнув в ладоши, и по моим щекам поползло тепло. Я все еще ненавидел этого засранца, но, возможно, я был лопухом, потому что сейчас он смотрел на меня так, как я всегда хотел, и это было чертовски приятно.

Дариус улыбался во весь рот, а другие Наследники выглядели потрясенными. Это было так странно — быть в центре внимания после того, как меня так долго держали взаперти, прятали и игнорировали. Но мне это очень нравилось.

Тиберий начал утешать свою жену, которая разрыдалась, и мое сердце сжалось от боли за Эллис, когда эмоции ярости оставили ее. У нее был только один Элемент, и это должно быть отстойно — видеть, как мы все обретаем больше власти, чем она. Макс фыркнул, едва скрывая смех, и остальные Наследники набросились на него, все четверо вдруг засуетились и зааплодировали. Но было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме взгляда отца. Того, как впервые в жизни он увидел во мне ценного человека. Мое нутро внезапно сжалось, и счастье от этого факта улетучилось, когда я понял, что это значит.

Я проклинал звезды за это и их продолжающееся безумие, потому что, как бы я ни хотел власти, все, чего я действительно хотел, это жизни без внимания отца. Но теперь он будет следить за мной пристальнее, чем когда-либо, держать меня под каблуком, следить за тем, чтобы об этом написали все газеты Солярии. И я с ужасной, сковывающей уверенностью осознал, что никогда не стану по-настоящему свободным.