Как приятно: оказывается, мы сразу впечатление друг на друга произвели, с первой встречи! И было бы неплохо, если бы Поль поставил меня на ноги, а то болтаюсь на весу в его руках, плотно обхвативших меня под грудью и чуть ниже талии. Положив ладони на крепкие запястья Поля, тихо, недоверчиво спросила:

– Вы даже не почувствовали отраву?

– Концентрированный парфюм, – проворчал Этьен. – И на редкость стойкий. Ощущался и в носу, и во рту, и на языке. – Он передернулся и, снова лизнув Анину шею, добавил: – Лично утоплю их в кислоте за часы мучений. И позор…

– Алиса сказала, что ты на нее тоже пялился! – голос у Анфисы, дернувшейся и избавившейся из объятий француза, был непривычно «металлическим», осуждающим.

Этьен подобрался, я плохо видела его лицо, но возникшее напряжение чувствовалось вполне отчетливо. Еще больше удивило раздавшееся над моим ухом глухое, гортанное, злобное рычание. Так волк предупреждает нарушившего границу, что еще шаг – и тому конец.

Но второй Морруа не обратил на своего спутника ни малейшего внимания. Его занимала исключительно Анфиса:

– Прости, сладкая моя. Я не знаю почему, но ее лицо… оно словно из снов. Образ какой-то знакомый… родной. Я пытался вспомнить…

– А-а-а, лицо, значит, из снов. Ладно, тогда прощаю, – хихикнула тетушка.

Я тоже хмыкнула, мысленно согласившись с ней. Лицо у нас одно на троих, и как только «спасенные» увидят нас белым днем, тоже повеселятся. Поль перестал рычать, быстро успокоившись, но слушал слишком внимательно. Оказалось, не нас:

– Уходим. Быстро. Сюда идет охрана.