— Но…
— Делайте, как вам говорят, — приказал он, а затем выглянул из кабины и прокричал группе: — Толкайте же, будьте вы прокляты, толкайте, сколько хватит сил!
Опять послышался в отдалении свистящий звук, вначале тихий, затем все более грозный, завершившийся разрывом в песчаных дюнах, у экспериментальных пусковых установок ракет. Наконец грузовик, подталкиваемый сзади, вырвался из скользкого грязного месива и рванулся вперед. Толкавшие попадали, потеряв точку опоры.
Еще один снаряд разорвался поблизости.
— Стоп! — прокричал Триммлер-Шпидаль. — Подождите других.
Митцер держал ногу на акселераторе, боясь потерять скорость и снова увязнуть в мягком скользком грунте.
Проехав метров тридцать, он вырулил на дорогу и остановился, чтобы подождать остальных.
В этот момент Альберт Гуденах различил силуэт русского солдата, поднявшегося на дюну. Он не успел крикнуть — солдат открыл огонь по группе.
Митцер слышал, как взывали к нему ученые, просили его подождать, выбираясь из грязи. Еще он услышал, как пуля рикошетом отлетела от перекрытий кузова. Нажав на педаль, он устремился прочь. Крики оставшихся позади стали затихать, поглощенные выстрелами.
Трое в машине не оглядывались на Пеенемюнде, былую свою святыню. Трудно было говорить, невозможно признаться в очевидности проявленного малодушия.
Через пять минут Митнер остановил машину, чтобы проверить бензин в канистрах, привязанных за кабиной. Их было четыре, в общей сложности сто двадцать литров. Можно было добраться до Берлина. Он мельком взглянул на место разрывов, сознавая, что улизнуть от русских еще можно, пока грузовик на ходу. Может, и другие как-нибудь укроются от пуль этого дикого русского солдата? Помчались дальше, к Вольгасту и к дороге на Берлин, не глядя друг на друга, в полном молчании.
— Нам следовало бы ехать на запад, а не на юг, — сказал наконец Альберт Гуденах после почти получасовой езды.
— Почему? — спросил Митцер.
— Потому что Берлин будет сдан русским. Не сегодня, так завтра. Пеенемюнде находится прямо на север от Берлина. Все их усилия будут направлены туда. А нам нужно к американцам или англичанам.
— Хорошо. Мы поедем по местной дороге, ведущей в Гамбург. Согласен, Хайнрих?
Тот кивнул. Он страстно хотел вернуться к своей молодой жене Труди, с которой прожил всего четыре месяца. Она ожидала его в Дюссельдорфе. Он спрячется у нее, чтобы избежать вопросов о членстве в нацистской партии, об отношении к рабочим, которыми он распоряжался в Нордхаузене и Пеенемюнде, обо всем, что сам он считал нормой, а другие могли бы счесть преступлением.
И они повернули в сторону Гюстрова. По дороге тянулись беженцы, которые тоже убегали от русских. Иногда их пытались остановить, но Митцер нажимал на педаль газа и мчался дальше. Проскочили Гюстров, теперь дорога шла на Шверин.
Звуки войны остались позади, но зрелище поражения с рассветом становилось все очевиднее. Движение разрозненных групп беженцев превратилось теперь в сплошной поток. Некоторые ночью спали за изгородями и в канавах, а теперь подтягивались для последнего рывка к зонам расположения американцев. Местная дорога была заполнена армией бездомных людей, скорбной, жалкой толпой немцев, продвигавшихся на запад. Многие толкали ручные тележки, высоко загруженные домашним скарбом, другие тащили на спинах какие-то котомки и рюкзаки. Это было потрясающее зрелище поверженного народа, пытающегося спасти какие-то крохи от тех дней, когда он самонадеянно устремился к завоеванию мира. Дети еле поспевали за своими родителями, плакали от голода. Изможденные, едва волочившие ноги старики казались страшными привидениями.
Теперь машина была вынуждена едва ползти. Митцер держал руку на гудке, но это мало действовало на бегущих, идущих и бредущих людей. Грузовик еле проталкивался сквозь эту массу, став, по существу, ее частью.
Фермы и дома вдоль дороги, покинутые хозяевами, захватывались небольшими бандами вооруженных дезертиров, оставивших свои части, чтобы улизнуть на Запад. Другие же, чьи владельцы решили испытать судьбу под русскими, были забаррикадированы для защиты от грабителей. Некоторые даже забрали в дома свой скот и теперь охраняли его с ружьями и вилами. Так возникали спорадические перестрелки, хотя никто всерьез нё хотел овладеть этими укрепленными хозяйствами. Главная забота дезертиров состояла в том, чтобы бежать от наступавшей Красной Армии.