— Мамуль, а давай и ты?
— Что именно? — встрепенулась от горьких мыслей, рассматривая раскрасневшееся от мороза личико.
— За мной, хвостиком, — кивнула на самодельный каток, притаптывая от нетерпения.
— Варь… Ну это уже ни в какие ворота. Может, мне ещё вон с той горки съехать?
— Нет, с горки не надо, — прозвучало деловито в ответ. — Пакета нет. А вот каток в самый раз. Ну пожалуйста!
Пришлось согласиться. Сапожки на мне были устойчивые, добротные, без всяких там каблуков, так что отличилась и я. Варя подбадривала меня сочиненными на ходу кричалками, а я мечтала лишь об одном — добраться до финиша без единого перелома.
Домой пришли уставшие, вспотевшие, зато довольные. Ну а что? Не вечно же лить слёзы. Толку от них всё равно не было никакого. Зато пока катались, я добилась от дочери согласия на посещения кружка рисования и теперь могла не переживать за её времяпровождение хотя бы по субботам.
Варя быстро сняла верхнюю одежду и поспешила в зал смотреть мультики, а я принялась разбирать стирку.
Вторая неделя пошла со дня нашего приезда, а казалось, будто целая вечность. Первые дни были наполнены диким отчаяньем и чувством гнетущей безысходности. Куда идти, за что хвататься? Были бы деньги, даже не заморачивалась. Сидела себе тихо и не отсвечивала, а так…
Я понимала, что денег хватит максимум на месяц, а дальше? Живите, как хотите, называется. Если Игнат не объявится и не решит, как было обещано, в скором времени проблему, я просто не знала, как всё будет. Одно дело, спрятаться на несколько дней, и совсем другое — на неопределенный срок.
Первая ночь на новом месте прошла беспокойно, с постоянными кошмарами. В этом плане мне не было кого винить кроме себя. Это я поняла сразу, как только оказалась в постели. Минутный порыв, подтолкнувший к необдуманным действиям, уже не выглядел столь оправданным.
Почему я постоянно падаю? Почему так часто оказываюсь в подобных ситуациях?
Д наверное потому, что заслужила. Обязательно нужно испытать боль, страх — только тогда начинаю соображать. Если бы я хоть иногда думала, прежде чем сделать шаг — никогда бы не падала, набивая болезненные шишки. Но какой там! Так ведь неинтересно. Нужно сначала учудить, а потом уже пялиться на приоткрытую дверь с округлившимися от страха глазами.
В голове проносились фрагменты разгромленной квартиры, избитое лицо Игната, его напутствия, мои скорые сборы. Ночь. Метель. Пробирающий до мозга костей дубарь. А ещё опасения понести незаслуженную расплату за чужие ошибки.
Сжимая рукоять ножа, вздрагивала от каждого шороха, а потом полночи мерещилось, будто к нам в спальню бесшумно пробирается Глеб, собираясь задушить меня зажатой в руках подушкой. После одного такого сновидения я как ужаренная вскочила на ноги и, кляня себя за безрассудность, прокралась на цыпочках в зал.
Только вот мужчина спал на разложенном диване беспробудным сном, свесив на пол тяжелую руку, и никак не отреагировал, даже когда я склонилась над ним, пристально рассматривая каждою черточку.
Дыхание Глеба было ровное, глубокое. Широкая грудь равномерно поднималась и опадала. Тело расслабленное, без какого-либо намека на недавнее бодрствование.
Падавший сквозь приоткрытую штору лунный свет освещал коротко стриженные светло-русые волосы, подчеркивал впалость небритых щёк, делая непроницаемый облик более уязвимым.
Ну что сказать… Больше тридцати пяти — это факт. Не скажу, что не в моем вкусе. Отнюдь. Как говорится, всё при нем: и рост, и подтянутое телосложение. Вот только типаж был нордический, холодный… неприветливый.
Никак не могла представить его улыбающимся. Такое впечатление, словно он и не знал, что это такое. Не было в уголках глаз характерных заломов, присущих всем улыбчивым людям. А вот исчезнувшие во время сна морщины в уголках губ свидетельствовали о частых усмешках. Возможно циничных, наполненных едкой самоиронией.