Часть ночи я блуждал по мрачным пустым улицам, пытаясь оторваться от убийц с дубинками, жаждущих проломить мне голову. Я прятался в темных закоулках, мчался вперед, не разбирая дороги, тщетно звал на помощь… Убийцы настигли меня в тупике. Виджей Банерджи надвигался на меня, помахивая белой керамической бейсбольной битой на манер мажоретки[110]. Я вжался в стену, прикрыл голову руками, понимая, что все кончено. Последнее, что я запомнил, было лицо Виджея Банерджи: свирепо ухмыляясь, он замахнулся, чтобы обрушить биту мне на череп.

– Господин Ларч… Томас, вы меня слышите?

Я открыл один глаз. Рядом с кроватью, положив руку мне на плечо, стоял Виджей Банерджи и лучезарно улыбался. Я попытался стряхнуть липкое оцепенение, сел в подушках, и голову прострелила чудовищная боль. С порога на меня смотрели Абхинав и Дарпан.

– Вам лучше? – спросил Виджей.

– Плечо болит. Как вы узнали, что…

– Не все ли равно? Главное, что вы живы. Теперь мы вами займемся. Дели – опасный город, в некоторых кварталах по ночам лучше не появляться.

– Кто вам сообщил?

– Я профессионал, не забыли? Не беспокойтесь, по едем в американский госпиталь, вас осмотрят, проверят, все ли в порядке. Что у вас украли?

– Бумажник. Денег было немного. Еще три кредитные карты. Нужно их заблокировать.

– Ричардсон все сделает.

Пришлось рассказать Виджею о случившемся. Он задавал такие точные вопросы, как будто интуиция сыщика уже подсказала ему ответы. Я не скрыл, что провел вечер с Диной, и передал Виджею все, что узнал.

– Мой дорогой, вас «сделали», как дилетанта. Дина умеет вызвать к себе жалость, она манипулирует мужчинами и добивается от них всего, что хочет. Эта особа наверняка поведала вам жалостливую историю о бедной неприкасаемой, которая отважно сражается за лучшее будущее. Она не раз пробовала этот метод – в основном на иностранцах. Увы, все это фантазии – мягко говоря. Дина никогда не ездила в Болливуд и не пыталась попасть на съемочную площадку. Она хочет только денег – чем больше, тем лучше – и ради этого любому выцарапает глаза и перегрызет горло. Вам будет интересно заглянуть в ее криминальное досье, узнаете много интересного.

– Значит, Дина на вас не работала?

– Ну почему же. Я давал ей разные поручения и хорошо платил, можете мне поверить. Но она решила, что из Алекса вытрясет больше, задурила ему голову, обошла меня и затеяла свою игру. Дина не артистка, а продажная девка. Настоящая шлюха. Испорченная до мозга костей и дьявольски хитрая. Она сумела стать необходимой Алексу, украла у него кредитку и выпытала ПИН-код, а теперь взялась за вас. Я уверен, что на вас напали ее сообщники.

– Почему вы не предупредили меня, что приставили Дину к Алексу?

– Таков мой бизнес. Грязный бизнес, и посторонним незачем знать детали. Клиентам важны результаты, людям плевать, как именно я их добиваюсь.

Я родился в этом городе и надеялся отыскать здесь свои корни, но сейчас понимаю, что… ни черта не понимаю в здешнем мире и его обитателях. Не знаю, что думать и во что верить. Видимо, я слишком белый. Все ускользает и скрывается за дымовой завесой, но теряюсь в этой мутной атмосфере только я. Мои мысли, все, что я знаю и представляю себе, засасывают меня в зыбучие пески. Как приспособиться к тому, что во вселенной хитростей никто не говорит правду. Она не важна – как сквозняк, солнечный лучик, отблеск реальности, полутон – и меняется по воле желаний и настроений. Я вдруг понял, что правда здесь неоднозначна, правд великое множество – одинаково безупречных, стоящих в одном ряду. Есть ли среди них одна, осязаемая и конкретная, за которую можно зацепиться? Сомневаюсь. Чем дальше я продвигаюсь, тем стремительнее теряю уверенность даже в собственных ощущениях и впечатлениях. Может, я схожу с ума? Или превращаюсь в настоящего индийца?

Я не захотел, чтобы меня осмотрел врач, решил, что справлюсь сам, и «окуклился». Мне не привыкать, необходимо время, терпение, и механизм снова заработает. Я послал к черту Виджея Банерджи, и, как это ни странно, он понял, не обиделся и даже предложил одну из своих кредиток. Я отказался и велел ему убираться.

Много дней я лежал, не вставая, и каждую ночь спал как сурок, по двенадцать часов кряду. Абхинав приносил чай и сухое печенье. Приходил Дарпан, молча садился в ногах кровати, читал учебник или писал в тетради и караулил меня, а заметив, что я открыл глаза, радостно скалился.

Иногда я спускался с сад, где Абхинав общался со своим соседом Чакором Диргудом, пенсионером-железнодорожником, брал стул, слушал их споры о растущей дороговизне и грядущих выборах или созерцал прохожих, собак и коров, попивая крепкий сладкий чай, к которому в конце концов пристрастился. Мало-помалу тело восстанавливалось, хотя плечо сильно болело, и я начал делать армейскую зарядку. Дела шли на лад, но слышал я только правым ухом.