Вскоре он оказывается на краю открытого пространства, хотя по-прежнему скрывается в густой растительности. От поляны его отделяет ручей.

На противоположном берегу, ярдах в двадцати от берега, путник видит аккуратный каркасный дом, с просторным крыльцом впереди, окруженный обработанными полями. Сзади видны вспомогательные строения, сараи и навесы для кукурузы; перед домом за оградой полуогород-полусад, который спускается к самому ручью и образует передний план картины.

Увидев дом, незнакомец застывает.

– Как я и думал, – произносит он про себя, – изменилось, все изменилось! Хижину снесли, деревья убрали. Старый Рук исчез, может быть, умер. На его месте живет кто-то другой. И она тоже исчезла… выросла и… и…

Вздох прерывает его речь, не давая произнести слово, которое рвется наружу, – выражение какой-то болезненной мысли, проявившейся в темной тени, упавшей на лицо незнакомца.

– О, какая несчастная судьба! Как я был глуп, когда ушел и оставил ее! Как был глуп, что прислушался к советам ее злобного отца. Узнав, что он сделал, я должен был бы вернуться – если не из-за любви, то ради мести. Для мести, может быть, еще не поздно; но для любви… О Боже! девушка, которую я любил столько лет. Вернуться и найти ее, может быть, в объятиях другого! О Боже!

Несколько мгновений молодой человек стоит с затуманенным лицом, его сильная фигура дрожит от сдерживаемых эмоций.

– Подойти и расспросить? – размышляет он, успокаиваясь. – Жители этого дома, конечно, могут сказать, жив ли прежний жилец и поблизости ли его дочь. Нет… нет: не стану расспрашивать. Боюсь услышать ответ.

Но почему? Мне нужно узнать все, каким бы горьким оно ни было. Со временем все равно узнаю. Почему не немедленно?

Опасности, что меня узнают, нет. Возможно, эти люди чужие в поселке. Местность очень изменилась, повсюду расчищенные земли там, где я помню только деревья. Интересно, кто это люди? Кто-то из них скоро выйдет из двери. День зовет. Подожду немного и увижу.

Все это время молодой человек оставался в тени зарослей, защищающих его от взгляда. Он только переменил позу, чтобы и лицо его не было видно с той стороны ручья, и так стоял, напряженно глядя на дом.

Не прошло и нескольких минут в таком ожидании, как в передней двери, которая оставалась открытой, показалась фигура, при виде которой кровь, словно раскаленная лава, заструилась по жилам путника, и сердце громко застучало в груди.

Такое впечатление произвела появившаяся девушка – ее можно назвать леди – в легком летнем платье, в белом платке, свободно наброшенном на голову; платок лишь частично скрывает от солнца блестящие густые локоны, удерживаемые черепаховым гребнем.

Стоя на ступеньках крыльца, на темном фоне открытой двери, девушка кажется портретом, неожиданно вышедшим из рамы.

Она очень изменилась с того времени, когда он в последний раз ее видел – тогда это была девушка в грубом, окрашенном купоросом платье из домотканого материала, простоволосая, без чулок и обуви, – и если бы он встретил ее в другом месте, стоящий в зарослях, возможно, не сразу узнал бы ее. Но на этом самом месте, там, где стояла старая хижина, под крышей которой он жил и любил – любил ее, – узнавание пришло с первого же взгляда. Он сразу понял, что прекрасное видение перед ним – Лена Рук, живая и еще более прекрасная!