— Ты пожалеешь, Полин, — отчаянно прохрипел он, удаляясь со двора.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

59. Что делать будем?

В доме дедушки, не смотря раскаты грома, доносящиеся издалека, было светло. Конечно, ведь теперь не было надобности закрывать ставни, в страхе, что придут за долгом.

Сейчас, как бывало и раньше, приходя с прогулки, я слышала его храп, доносящийся из спальни. Наверняка, прилег отдохнуть после обеда, для него это было обычным делом.

Я облегченно выдохнула. Вспоминая его глаза, полные раскаяния и страха за мою судьбу, на душе было тяжело, и мрачные мысли о самом страшном исходе так и кружили, не давая покоя. Но теперь можно точно расслабиться. Дедушка жив, печать долга снята, а я вернулась.

Зайдя в душ, я сняла с себя промокшую рубашку Фола и чуть было не бросила ее в стиральную машину, но вовремя остановилась. Если я сделаю это, на ней больше не останется его запаха.

Повесила рубашку на вешалку и стала под струи горячей воды. Очень хотелось смыть все воспоминания, но и оставить их хотелось тоже. Хотя бы как сказку, в которой мне удалось побывать. Капли больно хлестали по коже, не даря ни наслаждения, ни расслабления.

Открыв шкаф, я обнаружила свой выстиранный, безупречно сложенный халат и улыбнулась. Дедушка словно знал, что я вернусь. А, может, с надеждой на это ему было просто легче продолжать жить.

Пока я расчёсывала волосы, мне послышался странный звук, и первое, о чем я подумала, было то, что гроза добралась и до нашего городка. Но, спустя минуту, продолжающийся стук показался странным и вовсе не похожим на дождь, и даже на град. Я поспешила открыть дверь и замерла.

Гостиная погружалась во тьму под громкий стук молотков, забивающих досками наши окна. Голоса рабочих снаружи били по нервам так, хотелось схватиться за голову и не слышать ни грохота, доносящегося отовсюду, ни людей, обсуждающих нелепый приказ Ворана.

В полумраке я добрела до кресла и, спрятав лицо в ладони, села, мечтая о тишине.

— Этот недоделанный перекачок совсем из ума выжил! — из-под половицы донеслась до боли знакомая ругань, и коврик отлетел в сторону, являя мне припорошенную землей голову гнома, — делать мне нечего, тоннели под домами рыть. Тьфу!

— Ты как здесь? — я хлопала глазами, пока недовольный гном, ворча и отплевываясь, отряхивался от земли, — а дождь? Ты же говорил, нужен дождь.

— Когда нет дождя, нужен подкоп! — с видом знатока цокнул он, пряча лопатку в сапог.

Он оглянулся, деловито вскарабкался на стул, прыгнул на стол, налил из стеклянной бутылки воды и жадно, громко глотая, выпил ее залпом.

— Ну бес! Как только в Смотрители его взяли! Ну устрою я ему! Взашей погонят, бежать будет, роняя тапки, шакал! — он покосился на щель, что осталась в самом верху заколоченного окна, а потом перевел взгляд на меня.

Спрыгнув с метровой высоты, он в мгновенье оказался у моих ног, и цепляясь за полы халата, взобрался ко мне на колени, удобно устраиваясь.

— Ладно. Ты что решила?

От такой наглости я поначалу опешила, но было в его радужных глазах что-то доброе, искреннее, то, чего я никогда не видела в глазах Ворана, называющего себя другом, и я обняла гнома, как родного.