Он ощутил, как магия защиты мэнора окружила его, оценивая и пропуская. Часть защиты исчезла сразу, так как была настроена для поиска магглов и сквибов, или обнаруживать враждебные намерения. Другие чары задержались чуть дольше, как подозрительные змеи, пока не оценили силу его магии и обещание крови, которое охраняло Гарри, а затем растаяли, позволив Гарри проследовать за Драко.

Дверь отворилась прежде, чем они дошли. Высокий стройный мужчина стоял в проходе, глядя на них в замешательстве.

- Отец! - радостно закричал Драко и помчался к нему, широко раскинув руки.

Гарри расправил плечи и поднял голову. Он готовился к своему первому знакомству с Пожирателем Смерти. Конечно, первой он увидел Беллатрикс Лестрейндж, но они не были знакомы лично.

Он должен был улыбаться. Но не мог. Ритуалы имели большое значение. Чистокровные использовали и воспринимали традиции и ритуалы как игру, - или танцы, как однажды назвал интриги Сириус - в течение многих столетий, чтобы вытеснить, исключить менее интеллектуальных, невоспитанных, слабых магически, или непокорных, чтобы сохранять мир внутри семьи и между остальными чистокровными родами. Эту мелодию строгих манер нужно было услышать и двигаться соответственно, или другие танцоры обернутся против вас.

Драко повернулся к Гарри и представил ему Люциуса, так же, как ранее свою мать. Гарри не сильно прислушивался. Он был слишком занят, разглядывая Люциуса Малфоя.

Люциус походил на более взрослую замороженную версию своего сына. Светлыми волосами и серыми глазами особенно, но Гарри подумал, что, должно быть, тот никогда не снимает свою ледяную маску, которую надел во время первой войны с Волдемортом. Или это было его особое выражение, которым он привык встречать нежеланных гостей.

Гарри немного нахмурился, когда зацепился взглядом за левую руку Люциуса, и ощутил в шраме на лбу знакомый приступ боли. Да, я знаю, что он был Пожирателем Смерти. Нет никакой потребности напоминать мне об этом пророческими видениями.

Однако Люциус удивил его. После холодного взгляда, которым он окинул Гарри, он поклонился и сказал:

- Я рад, что мой сын нашел способ, чтобы мы могли встретиться, мистер Поттер. Я так много слышал о Вас от него, что с нетерпением ждал нашего знакомства.

Гарри сделал глубокий вдох. В словах были ловушки. Он знал, как избежать их.

- Ваша жена была столь любезна, что пригласила меня с обещанием крови, мистер Малфой. Здесь я в безопасности. И я полагаю, что Ваш сын рассказал Вам о причине, по которой я согласился приехать. Долг жизни Драко защищает меня. Вместе с тем, я не вижу причины, почему бы нам не поддерживать дружеские отношения. Я знаю, что Вы можете попробовать предпринять что-либо, но я готов к этому.

С легкой улыбкой на губах Люциус уступил дорогу и, указывая тростью внутрь дома, пригласил войти.

- Добро пожаловать в Малфой-мэнор, мистер Поттер.

- Спасибо, сэр, - ответил Гарри и вошел в дом. Драко уже пробежал вперед, выкрикивая восхищенную ерунду о том, какая у Гарри будет комната. Гарри шел за ним следом под пристальными неодобрительными взглядами портретов.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Дело вовсе не в размерах дома, решил Гарри следующим вечером, и даже не в наличии древних магически сильных артефактов, которые делали поместье столь отличным от Годриковой Впадины. Это был танец, интрига - неслышимая музыка поведения, неясным фоном звучащая на заднем плане любой ситуации, не считая тех случаев, когда Драко и Гарри были одни. Этот танец задавал общее течение движений и мыслей, и вынуждал контролировать каждый незначительный жест, взгляд или слово.

Раньше Гарри думал, что это будет его утомлять. Однако к его удивлению, он этим наслаждался.

Он спал в красивой комнате без портретов, явно предназначенной для гостей, с окнами, выходящими на восток, чтобы можно было наблюдать восход солнца и зачарованным потолком, изображающим созвездия, которые он хотел бы видеть. Этим утром его разбудили домовые эльфы и принесли тыквенный сок. После завтрака, настолько плотного, что Гарри подивился тому, что Драко не такой же толстый, как Винс или Грег, они помчались на улицу, чтобы поиграть в снежки, покататься на санях, полетать на недавно разбитом квиддичном поле, и просто поболтать о пустяках, о которых они забывали через пять минут. Драко так много и заливисто смеялся, что лицо его становилось красным, и Гарри обнаружил, что улыбается ему в ответ, и не в силах скучать по Коннору или родителям в обществе мальчика, который так откровенно наслаждался его компанией.

Обед был столь же сытным, как и завтрак, и пока за окнами поместья бушевал ветер со снегом, они слушали, как Нарцисса играет на фортепиано и поет старинные песни об истории магического мира. Гарри читал об этих песнях, с помощью которых в древности до распространения всеобщей грамотности передавались волшебные знания, но никогда не слышал их в чьем-либо исполнении. Поэтому он сидел, затаив дыхание и дрожа сильнее, чем, если бы он находился на улице, пока Нарцисса пела балладу о четырех основателях Хогвартса - об их детстве, о решении совместно создать центр и сердце магического образования. Песня закончилась на торжествующей одинокой ноте, повествующей о Салазаре Слизерине, создавшем могущественное заклинание, как раз перед его легендарной ссорой с Годриком Гриффиндором. Гарри закрыл глаза и целиком растворился в последних печальных аккордах, которыми закончилась песня.