— Ну что же, товарищ Кунин, спасибо за ваше мнение, кстати, вам надо будет в ближайшее время примерить форму сотрудника наркомата внутренних дел. Считайте себя призванным в органы. И, соответственно, забудьте про выступления и прочую ерунду. Я думаю, мы создадим в НКВД Особую следственную группу, вы вдвоем плюс товарищ Мессинг, раз вы, товарищ Николаев уже с ним сработались, и он каким-то краем в этом деле уже участвует. Что скажете о его деловых качествах?

— Подойдет, товарищ Сталин. Нам бы в эту группу еще одного Мессинга, Вольфа. Со слов Строителя этот товарищ всё равно у нас оказался, так может быть…

— Вот когда он у нас окажется, мы его и привлечём, а пока что нам лишний шум, как и лишние люди не нужны. На вас одного Мессинга хватит. С избытком. Что необходимо сделать для того, чтобы выявить и изолировать другие феномены, если они появятся, товарищ Смирнов?

— Думаю, необходимо направить в психиатрические больницы группы проверяющих, в составе человека от наркмздрава и нашего сотрудника. Прошерстить на наличие таких объектов, дать короткий опросник, сориентировать на определенные имена или названия, которые могут выдать человека из будущего и под подписку обязать вызывать сотрудников нашего Следственного отдела, если такие обнаружатся. Обязать ГУЛАГ сообщать о подобных случаях, органов на местах о непонятных пророках и таком прочем. Зачем? Скажем о новом направлении в лечении шизофрении с выраженным бредом. Собираем людей для тестирования новых лекарств.

— Хорошо. Когда можно будет работать с объектом Строитель?

— Завтра. Он сеанс гипноза перенёс хорошо, думаю, никаких проблем с ним не будет.

— Ну что ж, одевайте новую форму и начинайте работать! Товарищ Поскрёбышев поможет вам устроиться. Судя по всему, времени у нас не так уж и много, товарищи.

Глава вторая

По ком звонят твои колокола

Москва. Кремль. Помещение 26−11, 14 июня 1932 года

Как я тут очутился? Стоп! А где это тут? Последнее, что я помню, это как я поздоровался с товарищем Сталиным в его кабинете. И что потом? Ничего не помню. Голова вот болит. Мне бы аспирин принять. Только его тут нет, от слова совсем. Я что, опять в больнице? Если так, то дела мои плохи. А если я не в больнице, а на Лубянке? Тогда мои дела совсем уже хреново. Пить? Нет, не хочу. Значит это не повторение приступов, нет, тут что-то другое. И всё-таки, где же я оказался? Если это больничная палата, то довольно необычная. Дурдом? Но тут окон нет, насколько я помню, в психиатрических лечебницах все-таки палаты с окнами. Даже у главврача. Обстановка более чем спартанская: кровать, тумбочка, ночник на оной, электрическая лампочка под потолком в самом простеньком абажуре. Я лежу на кровати, руки ноги на месте, а вот пошевелить ими не могу. Голова… да, могу повернуть, рассмотреть потолок, стены, вот, дверь напротив, похоже, что металлическая. Значит, скорее всего, всё-таки худший из двух вариантов. Интересно, где и когда я так прокололся? Не пойму, что происходит, но тут свет стал немного ярче, дверь открылась и в камеру (уже не сомневаюсь, что это камера-одиночка) вошли два человека в форме наркомата внутренних дел.

Они были чем-то похоже, при всех своих отличиях. Один чуть покрупнее, внушительнее, с очень хищными чертами лица и черными глазами, которые буквально высверливали в тебе дырку.

(Михаил Кунин)

Он заговорил со мной первым. Интересно, из них двоих он — злой следователь или добрый? Нет, скорее всего злой.

— Ну что, Михаил Евдокимович, как самочувствие?

Так, кажется, я спалился, точно, спалился. И что же мне делать? Б…ь, врать? Так, скорее всего, всё уже знают, но что всё, и что знают? На меня накатывала паника. Стоп! Миша, соберись!

— Голова болит. И шевелиться как-то не получается.

— Голова болит? Это да, вполне возможно. Минуточку.

Мой посетитель усмехнулся, потом провел рукой у меня над головой. Сразу же прояснилось. Куда-то делась боль. «Кольцов, ты тут? Что случилось, в курсе?» «Я сам охреневаю»…

— Ну что, говорить готовы?

— А куда я денусь?

— Тогда хорошо. Сейчас вы встанете, сможете ходить и писать.