На столе вождя мерно тикает метроном. За окном кромешная темень. Иосиф Виссарионович курит трубку, медленно прохаживаясь вдоль стола. За которым четверо. Один из них, невысокий худощавый молодой человек крепко спит. Трое мужчин сидят напротив, и все они в состоянии, близком к шоку.

— Перед тем. как вы сформулируете свое заключение, хочу заметить такую вещь, подписку о разглашении вы давали. Вот только сейчас она уже не имеет никакого значения. Потому что эта информация означает смертельный приговор. Вы это понимаете?

Трое кивают головами, особого энтузиазма слова вождя у них не вызывают.

— Так вот, товарищи эксперты, вы сейчас автоматически стали носителями тайны особой государственной важности. И назад возврата нет. Если кто-то из вас думает, что может оговориться, проговориться, не выдержать, предать, лучше ему будет сдохнуть сейчас. Потому что в таком случае я уничтожу всю его семью. Всю! До пятого колена!

«Интересно, мне показалось, или нет, что один из них с гнильцой? А то у нас тут как на Украине: три хохла — это партизанский отряд и один в нем обязательно предатель!»

Сталин перестал курить и внимательно уставился на тройку, сидевшую напротив спящего мужчины. И эти трое сейчас смотрели друг на друга, причём очень внимательно смотрели. А метроном-то тикал! То, что происходило сейчас за столом в кабинете вождя можно было бы назвать битвой экстрасенсов. Вот только никто из них троих в понятие экстрасенс не укладывался. А вот возможности своего мозга они сумели «раскачать», причём прилично. И сейчас пытались продавить один одного. Интересно, интуиция сработала или нет? И тут один из них побледнел, его стало корчить. Невысокий, крепкий мужчина корчился от боли, пытаясь вдохнуть воздух делала судорожные движения, пальцы впились в столешницу, а из горла вырвался хрип, в котором угадывалось «не хочу»…

— Что это с ним? — спросил вождь, когда тело Симбаева уставилось в потолок совершенно бессмысленным взглядом.

— Гнилой человек. товарищ Сталин. Он первым делом подумал, кому эту информацию можно продать. — спокойно сообщил Куни.

— Знаете, стажировка у старика Фройда не прошла для него даром. Там около него разные личности крутились. Шпионом его назвать нельзя было бы, а вот продажной тварью. Скорее всего да. — это включился в разговор Орнальдо, он же Смирнов.

— У него сейчас состояние близкое к удару. Справится или нет, не знаю. А наш клиент проспит еще час. Не более того.

— Хорошо.

Вождь подошел, выключил метроном. Нажал кнопку вызова. В кабинет вошли два дюжих охранника. Сначала вынесли Кольцова. Потом и тело Симбаева. Первый был отправлен в камеру в подвале Кремля. Второй — в морг. Он не был еще мёртвым, но это было легко поправимо. К сожалению, язык мой, враг мой а иной раз и даже мысль… И чаще всего, смертельный.

— А теперь вернемся к нашему молодцу. Что вы скажете по поводу этого… феномена? Это раздвоение личности? Шизофрения, кажется так говорят врачи? Или всё-таки мы имеем дело с каким-то необъяснимым физическим явлением? Насколько мы можем доверять этой информации? Насколько мы можем доверять этому человеку?

— По поводу шизофрении… Есть факторы, которые говорят о том, что перед нами таки два сознания, но это не одно раздвоившееся сознание. А именно два разных человека. Во-первых, при шизофрении две личности конкурирующие, и вторая, патологическая, старается подавить изначальную, занять ее место, то есть имеет место конкуренция двух «Я». Тут есть симбиоз, когда личности друг другу помогают, насколько это успешно… Раз человек не попал сразу же под наблюдение врачей-психиатров, следовательно, это пример успешного симбиоза. И второе — уровень знаний. Мир патологической личности — это мир выдуманный, он не имеет точной привязки к реальности, а тут оба прекрасно ориентируются именно в реальном мире. Так что я считаю, что шизофрении тут нет. — Михаил Куни высказался и посмотрел на Орнальдо, поддержит тот его, или нет. Ну что же. учитывая, что единственный практикующий психиатр из этой тройки выбыл, а Кунин все-таки был ассистентом Бехтерева, то ту т его мнению можно было доверять. Николай Смирнов думал не очень долго. Он начал говорить уверенным тоном, при этом совершенно спокойно.

— Товарищ Сталин. Вы знаете, что меня примерно полтора года назад привлекли к изучению феномена, который похож на сегодняшний. На сегодня установлено четыре таких факта, кроме товарища Кольцова. В двадцать седьмом году в городе Коломна, местный юродивый, Коля Немой вдруг заговорил. Произошло это на паперти церкви, заговорил он страшным хриплым криком, требуя немедленно убить Сталина и Гитлера.

Услышав это, вождь грустно усмехнулся. Тут очередь надо выстроить из желающих его убить. И будет она ой какая длинная!

— При аресте юродивого сотрудники местного ЧК немного перестарались. Так что получить от объекта каких-то вразумительных объяснений не получилось. Он умер в холодной, куда его поместил следователь. Причина смерти — сердечный приступ. В двадцать восьмом году в Сиблаге один из осужденных, бывший белогвардейский офицер, Никанор Матвеев, заболел, потерял сознание и три дня находился в лазарете. Пришел в себя, назвался Алексеем Подберезовиком тысяча девятьсот семьдесят четвертого года рождения, потребовал сообщить оперуполномоченному важные сведения. Попросил лист бумаги и стал что-то писать. Оперуполномоченный Смирнов прибыл к нему на следующее утро для проведения допроса. В теле Никанора Матвеева торчала заточка. Он был мёртв. Проведенное расследование показало, что заключенные готовили побег, побоялись, что Матвеев может их выдать. Из тех листков, что он успел написать ничего практически не нашли, зэки бумагу пустили на самокрутки. Кроме одного обрывка, «22 июня 1941 года, Гитлер нападет на СССР». Там было еще буквально несколько предложения про катастрофу сорок первого года.

— И опять фигурирует Гитлер? Интересно… А почему вас привлекли к расследованию, товарищ Смирнов?