Две танцовщицы^*

Почти весь Париж знает Валентину де Сент-Пуэн. Это не потому, что за ней числились большие заслуги или чтобы она в самом деле была гениальна, а потому что дама эта очень шумная!.. Сама себя она называет «жрицей сладострастья». Решившись конкурировать с другими, я предлагаю ей наименование «ослепительной саморекламистки». Самореклама и есть, на мой взгляд, основная профессия мадам Валентины и основная черта ее души.

Госпожа Сент-Пуэн написала серию романов под названием «Книги Гордыни». Она также автор нескольких стихотворных сборников и драм… Она футуристка, близкий друг прославленного Маринетти.

<…> Так вот эта самая Валентина де Сент-Пуэн в довершение ко всем другим своим подвигам решила еще публично пуститься в пляс. В простой пляске эта молодая дама сорока лет вряд ли успешно могла конкурировать, при внезапном даже для близких друзей превращении в балерину, с Дункан, Павловой или даже с простой Трухановой, систематически снабжающей в кафе-концертах своим хореографическим комментарием очевидно недостаточно без нее прекрасные шедевры Шуберта, Шумана и Шопена.

Бедной Валентине во что бы то ни стало хотелось сделаться центром внимания залы и показать ей рубенсовские прелести своего тела и огненность своего темперамента.

С этой целью, не будучи в состоянии исполнить прилично просто танцы, она решила придумать себе сверхтанцы, которые и назвала, по аналогии со Словом «Метафизика» – «Метахорией»[25].

Первый сеанс Метахории имел место вчера перед многочисленной приглашенной публикой в малом театре Елисейских полей. Удостоился быть посвященным в тайны сверхпляса и пишущий эти строки.

Для начала на авансцену выступил какой-то актер в элегантном сюртуке, который специально актерским баритоном прочел нам глубокомысленную лекцию, составленную Сент-Пуэн для предварительного посвящения в тайны метахории.

Обыкновенный танец, видите ли, рабски следует за музыкой или, что еще хуже, за внешним смыслом той или другой балетной программы. С этим надо покончить. Наше время требует от искусства большей глубины и большей абстрактности. Метахория есть танец «идеический», танец чистой абстракции. Например, мадам Валентина будет танцевать свои собственные поэмы под выбранную ею наиболее подходящую музыку. Но она вовсе не будет следовать при этом тексту поэм: она выявит только их дух… Общая основа метахории – геометрия, ибо геометрия есть наука о линиях, открывающая сущность бытия…

<…> Занавес подымается. На сцене темно, хоть глаз выколи. Внезапно в глубине появляется загадочный геометрический чертеж и в то же время раздается теплый и богатый голос де Макса, который, несчастный, тоже попал в метахорическую историю.

Нараспев, с почти комическим старанием возвышая иногда голос до невыносимых высот, до крика, бедный де Макс декламирует совершенно пустопорожние, одухотворенные одной претенциозностью поэмы поэтессы-плясовицы.

Наконец сцена заполняется голубым светом, и довольно статная при некоторой тяжеловесности женщина во франкском женском платье с разрезом a la belle Helene и с двумя тяжелыми золотистыми косами, предстала перед нами.

Музыка играет что-то модернистское, а прекрасная Елена эпохи меровингов начинает деятельно заниматься гимнастикой Мюллера. Я согласен с критикой, что в этом деле дама оказалась недостаточно тренированной. Самое же подымание на носки с разведением и сведением рук, равно как и сгибание туловища то в правую, то в левую сторону, – большого интереса не представляет.

В заключение танцовщица улеглась на пол, изобразив из себя геометрическую фигуру, которую критик «Co moedia» нашел соблазнительной.