Замолкает и мечтательно смотрит в сторону горизонта, словно прозревая где-то там вдалеке сосредоточенных водолазов, зачерпывающих из мешка по пригоршне нагревшихся камней и с привычным вздохом оттягивающих резинку.
– Сёма, я толстая?
– Нет.
– Сёма, скажи правду – толстая?
– Нет!
– Сёма, ты врешь! Я же вижу: ноги толстые. А вот это – вот это что?! – брезгливо оттягивает кусок своего спелого бока. – Фу! Жир!
– Дура, – любовно говорит низенький плешивый Сёма. – Это сало! В нем вся красота!
Вода у берега зеленая, за буйками синяя, возле самого дна золотистая, и где-то сверху болтаются недоваренные ноги купальщиков.
– Ванюша, Ванюша! Не писай в море!
– Почему, баба?
– Тебя рыбка укусит! Писай вот тут, на песочке!
– А тут я его укушу, – хмуро говорит мужик, обгоревший так, что выглядит беглецом из преисподней. – Я тоже рыбка. Рыбка дядя Игорь.
Бабушка подхватывает Ванюшу на руки и, бормоча о ненормальных психах, скачет к уборным.
Песок серый, камни колючие, но по морю вдалеке бежит маленький белый барашек, отбившийся от стада, и взрослая волна, сжалившись, выносит его к своим. Он трясет курчавой головой и вместе со всей отарой рассыпается в брызги вокруг хохочущих детей.
…здесь, конечно, иное течение времени. Не потому что курорт, и не потому что безделье, а потому что рядом с морем все отсчитывается от него. Вместо стрелки по циферблату бежит волна: шур-шур, шур-шур. Позавчера был шторм, так возникла новая зарубка: до шторма и после. Какие вторники, зачем субботы? Дни слипаются и тают, как переваренные яблоки в солнечном сиропе.
Солнца много. Рыжие английские дети сгорают моментально, становятся розовые, как новорожденные мышата, и такие же жалкие. У немцев и шведов очень светлый загар, медовый – а может, все они пользуются каким-нибудь специальным средством, не знаю.
Здесь быстро появляются свои любимцы. Сёма с женой, за которыми хочется ходить с записной книжкой («Сёма, поедем на лифте!» – «Почему не по лестнице? Нам нужно больше ходить!» – «Сёма, я буду ходить в лифте ради тебя, хочешь? Кругами, все четыре этажа!»); чета пожилых англичан: он приносит ей вишневое варенье в розетке, она перекладывает самую большую вишню в его рисовую кашу – всё это без единого слова, с легкими касаниями, невесомыми улыбками; маленькая девочка с копной черных кудрявых волос, которая начинает каждое утро с того, что вдумчиво сыпет себе на макушку песок под крики многочисленных родственниц. Сегодня ей заплели волосы в косы. Она постояла на берегу, собрала песочную кучу размером с муравейник, деловито отряхнула ладони, наклонилась и воткнулась в нее всей головой.
Рыбка дядя Игорь уехал или просто не попадается мне на глаза, но вместо него появился очень похожего типа мужчина, который выгуливает по пляжу сына лет шести.
– Пап, а что примерно можно сделать из песка?
– Из песка можно сделать примерно все, – отвечает папа, рассеянно глядя куда-то вдаль.