– Чималли, а что будет, если Косамалотль выйдет замуж за русского?

– Если так получится, значит, такова ее судьба. Но только если она будет приезжать и навещать своего старого отца – матери у нее нет, погибла она, так что, когда мои дочери уйдут от меня, я буду совсем один.

– Чималли, а не хотите тоже уплыть с нами? Вместе с Сиуатон.

– Спасибо, сын мой, но моё место здесь.

Было еще рано возвращаться, и я решил дать команде время искупаться и позагорать на замечательно красивом пляже белого песка. Все индианки для купания просто разделись догола, что привело к всеобщему смущению умов. Лиза охнула:

– Да так же нельзя! Неприлично! Одно дело с девочками, или с мужем, другое – так при всех!

Подошла голая Косамалотль и, ничуть не стесняясь, попросила меня перевести:

– Лиза, тебе же так неудобно, снимай свои тряпки!

Это Лиза, в свою очередь, отказалась делать. То же было и с тремя другими русскими девушками – все так и остались в купальниках.

В результате, все девочки остались при своем – русские в купальниках, индианки в чем мать родила – и у тех из них, у которых еще не было пары, появилась куча новых поклонников из числа мужчин. Патли, Косамалотль, и девушки, спасенные из крепости, с тех пор пользовались повышенным вниманием. С другой стороны, Вера Киреенко, не отличавшаяся особой красотой, очень невзлюбила местных.

После купания, мы забрали наших ребят из здания базы и вернулись в Санта-Лусию. Мы с Лизой пошли на берег – как обычно, в сопровождении «идальго», а купцы в последний раз перед загрузкой по своим контактам. Федя доложил, что с заказанным у Пеньи проблем не будет – его управляющий уже все приготовил к погрузке, а серебро он получит только в момент передачи товара.

Если в бухте Эль-Маркес воздух был необыкновенно хорош – соленый, морской, свежий – то в Санта-Лусии на сокало все еще стоял сладковатый запах горелой человеческой плоти. Девушки-испанки и Вася с Лёней присоединились к нам. Вася все вздыхал:

– Хоть бы помыться после такого…

Они, оказывается, когда зажгли кучу хвороста и дров, слиняли с площади, причем вырвало обоих, и не один раз – что бы там Вася ни говорил про то, что он видел в Афгане…

Но на брусчатке площади, как и было обещано, оставались только пятна сажи, которые смоет при первом же дожде. Тем не менее, всем мужикам было тошно даже сейчас.

И только Лиза, задумавшись на секунду, сказала:

– Я понимаю девочек, которые так хотели на это посмотреть, после того, как скоты под командованием этих гадов насиловали их всем скопом. Я бы и сама с огромным удовольствием сделала бы то же самое с теми немцами, кто бомбил и обстреливал Одессу и другие советские города. А эти? Антонио, люди которого убивали людей и насиловали безвинных девушек? Гонсало, его правая рука? Поросюк, который нас предал и с помощью которого преступники могли бы стать намного сильнее? Нет, с этими сволочами только так – хотя… Ты знаешь, им даже этого мало было. На кол бы их!

Я содрогнулся. И это была моя милая, нежная и ласковая Лиза… Да, не зря в древние времена пленные больше всего боялись, что их отдадут на расправу женщинам.

За ужином были лишь Висенте, дон Исидро, жена и дочери дона Висенте, и обе девушки, спасенные в Эль-Алькасаре. Я принес подарки для наших хозяев – украшения «из коллекции Антонио» для сеньоры и сеньорит Гонсалес; бинокль, две бутылки калифорнийского вина, и штопор для Висенте; найденный нами в Эль-Нидо дорогой меч и золотую цепь для дона Исидро. Нас же одарили древними золотыми фигурками и глиняными раскрашенными статуэтками работы толтеков, ацтеков, майя, и даже тайрона из района Санта-Марты в Новой Гранаде, будущей Колумбии. Последние, как оказалось, были из коллекции самого графа де Медина – он, в отличие от других испанцев, любил искусство индейцев и собирал его.

– Ваши подарки станут украшением Музея искусства индейцев в нашей столице, – сказал я растроганно. – Спасибо вам огромное, мои друзья.