Я медленно пробиралась сквозь снежные заносы к западному крылу дома, по колено в сугробах. Дед Мороз, как всегда, будет спускаться через камин гостиной. Нет смысла тратить драгоценное тепло тела и птичий клей на то, чтобы мазать остальные.

Сметя снег с основания трех дымоходов, я смогла — хоть и непросто мне это далось — забраться, оскальзываясь и спотыкаясь, поочередно на каждую высокую кирпичную трубу, хотя я должна признаться, что обошлась с меньшими трубами, соединенными с каминами в верхних спальнях, довольно небрежно. Дед Мороз не осмелится полезть в отцовский камин, а что касается Харриет — что ж, туда нет больше смысла идти, не так ли? Я оставила себе несколько узких тропинок для маневрирования, а остальное просто замазала клеем.

Закончив, я на миг неподвижно замерла, размышляя, на крыше под промозглым ветром, рядом с вечно показывающим неправильное направление ветра флюгером, в который когда-то ударила молния.

Но вскоре я снова воспряла духом. Ведь через несколько часов я смогу написать заключение к моему великому эксперименту!

Прокладывая себе обратный путь сквозь снега, я насвистывала известный мотивчик из «Падуба и плюща»[42], тайно подразумевая липкую массу, которую я только что размазала по дымоходам Букшоу. Я даже пропела одну строчку:

Пришло время заняться ракетой славы.

— Чем ты занимаешься? — поинтересовалась Фели, когда я спустилась в лабораторию.

Она сжимала кулаки, а ее глаза, как часто бывает, когда она сердится, стали на несколько оттенков светлее обычного голубого цвета.

— Кто тебя впустил? — спросила я в ответ. — Тебе запрещено входить в эту комнату без моего письменного разрешения.

— О, возьми свое письменное разрешение и приклей его себе кое-куда.

Фели бывает весьма груба, когда хочет.

Тем не менее «приклей» — это жутко точное описание того, чем я сейчас занималась на крыше. Надо быть поосторожнее, подумала я. Возможно, Фели, как Вэл Лампман, нашла способ читать мои мысли.

— Отец прислал меня за тобой, — сказала она. — Он хочет собрать всех в вестибюле. Хочет кое-что сказать, и Вэл Лампман тоже.

Она отвернулась и двинулась на выход.

— Фели… — произнесла я.

Она остановилась и, не глядя на меня, повернулась наполовину.

— Ну?

— Дафф и я заключили рождественское перемирие. Я думала, может…

— Перемирия истекают через пять минут, что бы ни случилось, и ты это прекрасно знаешь. Нет никакого рождественского перемирия. Не пытайся втянуть меня в свои мерзкие козни.

В моих глазах начало печь, как будто они вот-вот взорвутся.