— О, понятно, — сказала тетушка Фелисити, промакивая глаза краешком шерстяного одеяла. — Брат Филлис Уиверн? — снова произнесла она, как будто повторяя концовку шутки, рассказанной другим человеком. — Отнюдь, дорогуша, это очень далеко от истины. Она его мать.

Моя челюсть отвисла, как у трупа, с которого сняли поддерживающую повязку.

— Его мать? Филлис Уиверн — мать Вэла Лампмана?

— Удивительно, не так ли? Она родила его в ранней юности, ей было не больше семнадцати лет, полагаю, а возраст Вэла, если судить по внешности, довольно… неопределенный.

Так вот в чем дело! Вэл Лампман — действительно Вольдемар из «Кто есть кто», но он сын Филлис Уиверн, а не брат, как я предположила. Я неправильно интерпретировала запись в «Кто есть кто»[40]. Я бы покраснела, но была слишком взволнованна.

— У нее уже родилась дочь годом ранее, — продолжала тетушка Фелисити. — Вероника, кажется, так ее звали. Бедное дитя. Произошла трагедия, о которой никогда не говорят. Филлида, или Филлис, как она предпочитала себя называть, — некоторое время была замужем за ныне покойным и не особенно оплакиваемым Лоренцо, который, несмотря на голубую кровь и значительную разницу в возрасте, активно путешествовал и занимался не то парками, не то париками, точно не помню.

— Вероятно, париками, — высказала я догадку, — поскольку на ней был парик.

Тетушка Фелисити бросила на меня недовольный взгляд, как будто я выболтала секрет.

— Он упал, — объяснила я. — Я пыталась сделать так, чтобы простыня, которой ее накрыла полиция, не приводила ее волосы в беспорядок.

Повисло молчание, настолько плотное, что в нем ложка могла бы стоять.

— Бедная Филли, — наконец сказала тетушка Фелисити. — Она ужасно пострадала в руках агентов Аксис[41]. Химикаты, полагаю. Ее волосы были ее гордостью. С тем же успехом они могли вырвать у нее сердце.

Химикаты? Пытки?

Доггера тоже пытали, на Дальнем Востоке. Как странно, что в мирном Бишоп-Лейси находят себе приют старые кошмары.

— Отец об этом знает? О Филлиде Лампман имею в виду?

— Ее режиссером во многих иностранных фильмах был Малиновский, — рассказывала тетушка Фелисити, глядя на свои руки с таким видом, будто они были руками другого человека. — Самый выдающийся фильм, конечно, — это «Анна из степей», роль, в котором косвенным образом привела к тому заданию и к ее провалу. Хотя она уцелела, она пережила ужасный срыв, из-за которого у нее выработался иррациональный страх перед всеми восточными европейцами.

— Вот почему она настаивала на том, чтобы всегда работать с той же самой британской съемочной группой, — сказала я.

— Именно.

Мы видели перевыпущенную версию «Анны из степей» в кинотеатре Хинли, где ее показали с английскими субтитрами под названием «Облаченная для смерти».

Хотя сначала показалось, что это будет очередная нуднятина о русской революции, я вскоре поймала себя на том, что история захватила меня, и мои глаза были так же ослеплены резкими черно-белыми образами, как если бы я слишком долго смотрела на солнце.

На самом деле незабываемая сцена, когда Филлис Уиверн в роли Анны, одетая в бабушкино платье и тяжелые башмаки, с аккуратно причесанными волосами, накрасившись, благоухая духами, которые привез ей из Парижа ее любовник Марсель, лежит со своим годовалым ребенком перед армадой рычащих тракторов, до сих пор вызывает у меня периодические необъяснимые кошмары.