Десять секунд тишины.
«Иногда мне кажется, что я тебя ненавижу».
Губы Майора растягиваются в усмешке.
«Какой же ты тогда робот?»
Цезарь молчит.
Действительно, какой?
«Мне очень не нравится термин „нечеловек“.
Я — робот, я не испытываю чувств, но когда я слышу слово „нечеловек“, мне делается неприятно, поскольку это обращение означает, что существо разумное, возможно — образованное, возможно, когда-то бывшее воспитанным, ведёт себя подобно животному, а может быть, даже хуже. Жизнь в Зандре жестока, планка морали существенно понижена, и нужно крепко постараться, чтобы заслужить у людей репутацию зверя.
Нужно совершить нечто особенное, нечто запредельно плохое и невозможно кровавое — лишь после этого люди откажутся считать тебя своим.
Такое случается, потому что это Зандр. Но мне такие случаи неприятны. И слово неприятно. И я не хочу его слышать, не хочу, чтобы его „зарабатывали“.
Не хочу.
Потому что я знаю, какое это счастье — быть настоящим человеком».
Время Света — два часа.
Вдумайтесь, мать вашу — ДВА!
Огненные вспышки, огненные волны, огненные ливни и огненные росчерки в небе — вот его символы, уничтожившие почти всё население Земли и едва не погубившие цивилизацию.
Удары тектонического оружия вызвали землетрясения, ядерные атаки стали мелким подспорьем, пресловутой соломинкой, переломившей верблюду хребет, и земная кора пришла в движение. Одни горы стали выше, другие рассыпались, третьи ушли под воду. «Проснулись» вулканы, заливая всё вокруг кипящей лавой, а небо — пеплом; в морские берега врезались грандиозные цунами. Цветущие земли опустились на дно, планета сменила облик, словно побывав под ножом пластического хирурга, и географические карты резко — за два, мать его, часа, — устарели.
Землю сменил Зандр.
Нью-Йорк исчез, оставшись в памяти рукотворными скалами Манхэттена, провалился под землю Берлин, а Лондон, Париж, Москва и Пекин превратились в радиоактивные развалины, над которыми клубились дым, пепел и прочая пыль прошлого мира.
Вместо ядерной зимы случились ядерные заморозки, планета не превратилась в безжизненный шар, но несколько месяцев над ней ходили плотные облака, испражнявшиеся ядовитыми осадками и мощнейшими молниями, способными расплавить тяжёлый танк. Несколько месяцев природа кряхтела, всхрипывала, дрожала, но победила ту мерзость, что ей устроили.
Выжила.