— Конечно.

— Тогда вы понимаете, о чём я. — Сам Бухнер предпочитал коньяк. И тоже — настоящий. Борис оказался владельцем потрясающего винного погреба, составленного исключительно из артефактов старого мира. — Я въехал в ДылдаСити как гость и увидел приближение агонии. Его жители, точнее — его захватчики, ломали стены, выбивали окна, потрошили на металл оборудование… Я их остановил. Не из любви к урбанистической архитектуре, конечно, просто я понял, что обнаружил жемчужину.

— Он вас очаровал, — повторила женщина. На этот раз — утвердительно.

— Тогда я просто понял, что он собой представляет, — уточнил Дюк. — И я остановил агонию города только после того, как полностью убедился, что электростанция и гидростанция пребывают в рабочем состоянии и после мелкого ремонта, дней на пять, не больше, их можно запустить. А захватчики жгли в квартирах дрова…

— Почему так получилось?

— Потому что основу поселившихся в Дылде людей составили совершенно не приспособленные к Зандру горожане: юристы, финансисты, журналисты, социологи и политологи. Визгливый контингент, который до Времени Света называл себя «гражданским обществом». В семидесяти километрах к западу находился крупный город, во Время Света он ухнул в разлом, а недостроенному Сити достались обитатели предместий. Которые очень быстро скатились до уровня дикарей. — Ещё одна пауза. — Перепуганные и всё потерявшие, они устремились по Зандру и наткнулись на Дылду. Строители приняли беженцев, но те, едва освоившись, попытались подмять работяг под себя, заявив, что обладают «превосходящим интеллектом». Начались погромы, схватки. Строители были крепкими мужиками, но отбросов оказалось слишком много… Потом закончились припасы… Жрущие Дни тут наступили гораздо раньше, чем в остальном Зандре, — из-за глупости и неприспособленности.

— Я знавала и юристов, и финансистов и никогда не сомневалась в их склонности к людоедству, — обронила женщина.

Борис обозначил улыбку, показав, что оценил шутку, добавил собеседнице вина и продолжил:

— Они беспрепятственно впустили меня в город, который нагло называли своим… Надеялись, что я стану их кормить и терпеть.

— Ошиблись?

— Я вышвырнул их в трущобы. — Дюк жестко усмехнулся. — Герцогство Бухнер держится на военных и технарях. Зандр жесток.

— Зандр жесток, — эхом отозвалась Лаура.

— Я спас город и превратил его в свою столицу.

— И влюбились в него.

— Вы правы, — наконец-то признал Борис. — Но разве можно в него не влюбиться? Почти все старые столицы или разрушены ядерными ракетами, или разнесены тектоническим оружием. Красота покинула мир, и ДылдаСити стал одним из цветков Зандра.

— Я видела его только в дождь, но он производит впечатление, — мягко произнесла Лаура.

— Он всегда производит впечатление. В любую погоду.

Они сидели на застеклённой террасе, с которой открывалась великолепная панорама на западный сектор города. Из трёх видимых отсюда башен была достроена только одна, и ничто не мешало любоваться закатом… Летом. Или в хорошую погоду. А сейчас за окном стеной лил дождь, в пелене которого угадывались лишь контуры высоких строений да едва виднелись огоньки трущоб — домиков и домишек, построенных уже после Времени Света у подножия ДылдаСити, его «предместья».

— Мой город прекрасен, — вздохнул Дюк. — Он манит людей, и… И в этом заключается проблема.

— Он слишком хорош для Зандра.