— Вот и умница, — улыбнулся Адейро, — если мы выиграем Системные Состязания, то получим куда больше… И обязательно уделим внимание твоей проблеме. Итак, правильно я понимаю, что сейчас запас времени этого усиления ограничен тремя сутками?

— Да, дядя, пока только так.

— Значит, на Системные Состязанияя ты поедешь с нами. Это даже хорошо. Потому что каждый участник Состязаний сражается один раз в день. И если мы будем узнавать заранее имена наших соперников, то сможем корректировать параметры Озмунда под каждого конкретного оппонента.

— Дядя Адейро, — впервые за весь вечер подала голос Джайна, — но ведь туда должна была поехать я!

— Джайна, не переживай, на эти Состязания ты тоже обязательно поедешь, — отмахнулся Адейро, — на этом все пока свободны. Пойду навещу Исмарка, а то как бы Геом его не покалечил. Он не очень любит, когда нападают на главу клана…

С этими словами Адейро вышел из комнаты. Вслед за ним выбежал Озмунд, распираемый воодушевлением, и Джайна, не желавшая оставаться рядом с Сарефом ни на мгновение дольше, чем это было необходимо. Впрочем, подобное было вполне разумной тактикой самосохранения. Ведь теперь, когда Сареф получил для клана настолько высокую ценность, вполне вероятно, что он теперь и открыто сможет сделать Джайне какую-нибудь гадость, и Исмарк может хоть лопнуть от злости — ему ничего за это не будет. И потому та благоразумно держала дистанцию сама.

— Ну что, сын, могу тебя поздравить, — Месс нетвёрдо встал на ноги из-за стола, — вон какую пользу клану приносить стал. Даже Адейро тебя уважает — и это в таком-то возрасте. Молодец, сын, молодец.

— Как мило, — обернувшись, Сареф, ещё не пришедший в себя от того, что сейчас на него использовали настолько сильное Убеждение, увидел, что он остался наедине с Мессом и Аолой, — это целый третий раз в моей, когда ты меня называешь сыном. Система благословенная, как же мне это приятно. Спасибо, дядя Месс, я так польщён твоим вниманием.

— Дядя Месс?! — взревел тот в бешенстве, — дядя Месс?! Я твой отец, маленький поганец! Если бы не я — тебя бы и на свете не было! Ну, я тебя сейчас…

Однако едва он сделал несколько шагов в сторону Сарефа, как позади него возник Геом, хватая Мессза шиворот и приподнимая его в воздух.

— Приказ господина Адейро — обеспечивать безопасность маленького господина Сарефа, — пророкотал глухой стеклянный голос, — господин Сареф, вам угрожает опасность?

— Да, — Сареф умело скрыл, как он сейчас испугался, после чего ткнул пальцем в своего отца, — оно мне докучает. Вышвырни это отсюда, и проследи, что оно держалось подальше от меня.

— Будет исполнено, — прозвенел Геом, исчезая и увлекая за собой Месса, извергающего поток отборной брани. Сареф же повернулся к Аоле.

— Ты, наверное, тоже хочешь сказать, как рада за меня? Не нужно сотрясать воздух этой ложью.

— Но это правда, — прошептала Аола, умоляюще глядя на Сарефа, — я действительно очень за тебя рада. И очень тобой горжусь.

— Ну да, конечно, — желчно сказал Сареф, — пока я был ущербным ребёнком с нулевым атрибутом, тебе было наплевать на меня. Джайна творила со мной всё, что хотела, а ты старательно отворачивалась и делала вид, что так и надо. Но как только я стал представлять для клана хоть какую-то ценность — так прямо по волшебству стал объектом радости и гордости. Надо же, какое чудо! Конечно, гордиться сыном, который приносит пользу клану, намного проще и приятнее, чем ущербным недомерком-инвалидом, из которого ещё неизвестно, выйдет ли толк…

— Это неправда, — глаза Аолы подозрительно блестели, — если бы ты только знал, сынок, какая это неправда…

Сареф отвернулся. Несмотря на всё предвзятое к Аоле отношение, ему было неприятно смотреть, как она плакала. Но в следующий момент он ощутил на своём плече её руку. Его сердце сжалось. Больше всего сейчас он хотел повернуться и, уткнувшись ей в грудь, выплакать всё то горе, что копилось в нём все эти годы. Довериться хоть кому-нибудь, чтобы его поняли и пожалели. И он почти поддался этому порыву. Почти. Потому что перед глазами снова мелькнул момент, когда он получает достижение Брошенный…

Вас предали первые в вашей жизни друзья…

Нет. Он не может в это поверить. Потому что когда его предали они — это и без того было слишком больно! Если же он узнает, что ещё и Аола предаст его доверие… он этого не переживёт. И потому он не может рисковать. Потому что он уже никому не может верить.