— У меня есть предположение, — сказал я, вытирая салфеткой щеку своей подруги, которую она измазала клубничным джемом, — что меня опять затащат на трибуну Мавзолея. Я теперь член ЦК и меня могут туда позвать. А тебе предложат место на гостевых трибунах справа или слева от Мавзолея. Чтобы не потеряться, я тебя сам туда усажу и ты там будешь сидеть, пока я тебя не найду. Я тебе дам кусок поролонового утеплителя. Тебе будет мягко сидеть и ничего себе не застудишь.

— Спасибо, любимый, — ответила Солнышко, — что заботишься обо мне. Я поняла и постараюсь не потеряться.

Я посмотрел в её светло-зеленые глаза, ойкнул и побежал за гитарой.

— Ты куда? — всполошилась моя вторая половинка.

— Хит, — только и успел крикнуть я.

Прибежав через пять секунд обратно, я воскликнул:

— Слушай песню.

И спел припев знаменитого шлягера Игоря Саруханова «Не прячь зеленые глаза».

— Это ты про мои зеленые глаза написал? — спросила восхищенная, с увлажнившимися чуть-чуть от избытка чувств глазами, Солнышко.

— Твои, конечно, — сказал я и побежал в этот раз за ручкой и листком.

Дальше я записал всю песню полностью и исполнил её целиком. А «листком» и «целиком» очень даже удачно рифмуются. Солнышко сидела и млела от удовольствия. Хотя песня была немного грустная, но подруга сразу почувствовала, что это будет действительно настоящий хит. Центральный комитет партии — это, конечно, хорошо, но такие песни, которые поёт вся страна, — лучше. А когда это всё вместе, то это просто настоящая эйфория.

— А ты знаешь, что я тебя люблю? — спросила Солнышко.

— Знаю, — ответил я и поцеловал её за такое приятное и неожиданное признание в любви. — И я тебя люблю.

— И это называется счастье. Любить и быть любимой. Ну и эстрада, конечно. Куда ж теперь без неё.

Москва была опять празднично украшена. Везде развевались красные флаги и были видны огромные транспаранты. Но той легкости, которая ощущалась первого мая, сегодня не было. В воздухе витала горечь утраты и скорбь по погибшим. Правильно поётся в песне, что «это праздник со слезами на глазах». Сегодня центр опять был перекрыт, но с помощью удостоверения члена ЦК я без проблем попал на территорию Кремля. При входе в здание Совета Министров СССР Светлану узнали, но тоже, как вчера на Старой площади, пропускать без соответствующего документа отказались. Я в этот раз с бюро пропусков заморачиваться не стал, а оставил подругу в зале ожидания. Попрошу кого-нибудь из «старцев», чтобы дали команду пропустить её ко мне.

Процедура проверки и сдачи оружия на третьем этаже повторилась, и меня опять проводили до кабинета Генсека. То ли не доверяют, то ли не положено бродить одному по этажу. В кабинете, кроме бывших прошлый раз здесь Брежнева, Андропова и Громыко, присутствовали Суслов и Устинов. Малое Политбюро было в полном составе. Я поздравил всех с Праздником Победы, на что получил короткий ответ «и тебя». Понятно, что уже по рюмашке за Победу тяпнули, вон рюмки и бутылка коньяка на столе стоит. Брежнев был весел и улыбался.

— Ну что, молодёжь, — обратился ко мне Брежнев, — что ж ты невесту свою внизу оставил? Мне уже передали.

— Не пускают, — ответил я, тоже улыбаясь, — а я порядки нарушать не имею права.

— Это правильно. Мы её сейчас по дороге с собой захватим.

Тут появился в дверях секретарь Брежнева и доложил, что всё готово и можно выходить. Мне разрешили забрать оружие и мы все вместе на лифте спустились на первый этаж, прихватив с собой обрадованную Солнышко. Она опять, как неделю назад, немного оробела в присутствии такого количества руководителей государства, но я взял её за руку и она быстро успокоилась. Далее лифт спустился на цокольный этаж и мы уже известным маршрутом прошли по подземному тоннелю и вышли внутри Мавзолея.