— Прошу рассаживаться, где кто желает! Ужин сейчас будет подан, — пригласил всех Климович, пройдя к деревянному креслу. Его нога хоть и зажила, но Алексей Аркадьевич продолжал прихрамывать и пока ходил с палочкой.
Когда все расселись, Климович обратился к Невзорову:
— Борис Иванович, прошу прощения! К своему стыду, я так и не поинтересовался вашей жизнью раньше. Если это не секрет, конечно…
— Да никакого секрета нет, Алексей Аркадьевич, — смутился Невзоров. — Я ведь не кадровый военный. Из мещан, призван из запаса. Был учителем в школе, но начавшаяся мировая война изменила все мои планы. В четырнадцатом году окончил ускоренный курс Алексеевского военного училища в Москве и в чине прапорщика был направлен на Юго-Западный фронт. Командовал сначала полуротой, затем ротой, даже батальоном некоторое время. Вы же знаете, как тогда офицерский состав выбивали. Первых кадровых почти не осталось. В шестнадцатом году участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. За что получил чин капитана. Имею награды. После революции солдаты избрали меня командиром полка. В начале тысяча девятьсот восемнадцатого года, находясь в отпуске по ранению в родных краях, узнал, что наш полк расформировали. Снова пошел учительствовать. А в апреле девятнадцатого призвали в Добровольческую армию. Холост, детьми не обзавелся. Вот и вся моя история.
— Да вам, Борис Иванович, сам бог велел быть у нас директором школы! — восхитился Уваров. — С вашим-то опытом да знаниями!
— Да я не против, но обстоятельства…
— Какие обстоятельства, уважаемый Борис Иванович! — поддержал Уварова Климович. — Воспитание детей, нашей смены, да еще в таких условиях! Нет более важной задачи. А обо всем остальном другие позаботятся. Мы! Не правда ли, товарищи?
Присутствующие согласно закивали, только один Новицкий добавил:
— Не просто школу, а кадетский корпус создать надо. Чтобы воинов из мальчишек воспитывать, а не просто всезнаек. Иначе здесь не выживут.
— И это тоже верно, — поддержал его Климович. Со всеми предложениями он был заранее согласен. Жизнь их диктует, а не заумная блажь. Видя, что Невзоров внутренне уже согласился возглавить будущую кадетскую школу, Алексей Аркадьевич решил продолжить: — Друзья мои! Я пригласил вас по очень, на мой взгляд, важному вопросу. Его просто так не решишь на общем собрании. Людям надо предлагать уже готовые решения.
— Что вы хотите нам сообщить? — В комнате почувствовалось напряжение. Все сразу поняли, что предстоит очень серьезный и важный разговор.
Напряжение немного сняли Екатерина Валерьевна с Нюрой, зашедшие в комнату и начавшие расставлять на столе тарелки с закусками. Пользуясь моментом, хозяйка дома стала расхваливать угощение:
— Вы посмотрите, господа, какие продукты нам передали местные жители. Какая картошка! Таких размеров у нас никогда не было! И овощи, и фрукты! А мясо! Какое вкусное! Даже соль и перец нам дали! Ешьте на здоровье! А это — для душевного согласия!
С последними словами Екатерина Валерьевна поставила на стол большую бутылку французского коньяка.
— А это откуда, Катенька? — удивился Климович.
— Это фельдфебель-артиллерист передал, Григорий Васильевич, — пояснила хозяйка. — Сказал, что им ни к чему. Солдаты самогон пьют, а офицерам в самый раз…
— Немецкий трофей! — одновременно произнесли Уваров и Новицкий, при этом поглядели друг на друга и улыбнулись.
— Кстати о самогоне. — Климович обратился к офицерам: — В последнее время я заметил, что некоторые солдаты по вечерам ходят под хмельком. Непорядок!
— Втихаря гонят самогон из местных фруктов. Вот чертяки! И здесь умудрились нагнать, — чертыхнулся Бондарев.
— Наш народ не переделаешь. Какие бы ни были времена, если захотят выпить, то и из дерьма спиртное гнать будут, — усмехнулся Невзоров.