К окончанию выходных болит каждая мышца, и я практически в бессознательном состоянии доползаю до кровати. Зато почти не думал о Снежинке, не было сил.

Тренер, чтоб его, решил, что нам в срочном порядке надо сыграться с новеньким и в понедельник уже выходить на площадку.

Потому что один из игроков внезапно променял нас на Национальную лигу юниоров. А мы теперь разгребаемся.

— Не знаю, смогу ли я завтра вообще выйти на площадку, — стону я, протирая лицо ладонями.

У пацанов состояние не лучше. Чумак даже по привычке Лизу не пошел встречать, сразу в комнату.

— Мне кажется, Чумаку осталось недолго жить, — ржет Глеб, — не встретил свою даму сердца. Ай-ай-ай.

Вот кому ничто не может испортить настроения. Морозов, блин.

— Захлопнись, клоун, — рычит Рома и, не прицеливаясь, швыряет подушкой.

Глеб перехватывает её и устраивает под головой.

— Боже, Чумак, ты моя фея-крестная сегодня.

— Чего? — Рома приподнимает голову от кровати.

— Я шел в комнату и мечтал о том, что кто-то подгонит мне вторую подушечку. Спасибо, фея.

Не выдерживаю и начинаю ржать.

— Идиоты, — живот простреливает от боли, и я затыкаюсь, отдуваясь.

Мышцы сковывает спазм, вырывая из меня стон.

— Меня рубит, — веки наливаются свинцом, и получается моргать через раз.

Завтра я увижу Снежинку, если выживу.

Ох уж это если…

Нас с парнями будит грохот в дверь и ор тренера.

— Так, соньки, подъем! На тренировку.