Продолжаю стоять неподвижно. Знаю, что у меня нет выбора… и все равно что-то внутри отчаянно сопротивляется этой тирании. Разве я не обещала самой себе поступать так, как считаю нужным, а не так, как от меня требуют другие люди?
Выражение на его лице меняется. Становится пугающим, дьявольским. Магнитное поле, исходящее от него, усиливается в сотню раз.
― Тебе повезло, что я вообще заговорил с тобой. Обратился с просьбой, сам, лично, вместо того, чтобы поручить это одному из парней. Ты кто такая? Ты грязь под моими ботинками, ― взгляд черных глаз парализует. ― Делай, что говорю, и может, дотянешь до выпускного.
Сердце бьется на уровне горла. Я задыхаюсь. Изо всех сил пытаюсь сбросить с себя это наваждение.
― А если не стану?.. ― с трудом удается произнести.
Чувственные губы медленно раздвигаются в улыбке.
― Ну, ты же умная девочка, ― в глазах загорается темный огонь. ― Сама догадайся, что тогда будет.
Внезапно дверь за его спиной открылась, и в нее вошла Катя.
Оглянувшись на секунду, Руслан снова перевел на меня свой обжигающий ледяной взгляд. Коснулся моей щеки, будто бы ласково…
Затем развернулся и покинул нашу комнату, не сказав больше ни слова.
* * *
Я все так же продолжала стоять, прислонившись к стене. Мыслей в голове не осталось, душой завладело странное ощущение опустошенности. Изнутри я вся онемела.
― Что, новенькая, коленки дрожат, ноги подгибаются? Бабочки в животе покоя не дают? Ждешь, не дождешься, когда Орлов тебя, хорошую девочку, портить начнет? ― язвительно усмехнулась соседка. ― Ты же не рассчитываешь на что-то серьезное? Даже ты не можешь быть так наивна. Наш Руслан птица не твоего полета. Где ты, а где он?
До меня не сразу дошло, о чем она говорит.
― Я… у меня есть парень.
Как будто это было единственной причиной, по которой все, что сказала Катя — полная чушь.
― Че, правда, что ли? ― она фыркнула.
Я обхватила себя руками. Мое тело била мелкая дрожь.
― Катя… ты не знаешь, на что способен Руслан Орлов? ― этот вопрос вырвался у меня помимо воли.
― На что способен? ― девушка замерла на секунду с ночнушкой в руках. ― Не знаю. На все. Или почти на все. Считает себя неприкосновенным, да это так и есть — его отец миллиардер, совладелец этой школы. А что?