— Бегать от судьбы это как убегать от снайпера — умрешь уставшим. И вообще — не суди снайпера, пока не пройдешь две мили в его ботинках — тогда он будет босиком, а ты в его обуви и на расстоянии… ну примерно трех километров — если мили морские.
— Иногда я за тебя беспокоюсь, Кента-кун — говорит Шика: — перед тобой голая женщина стоит, а ты какие-то глупости говоришь.
— Сам себе удивляюсь. Но у меня был насыщенный день и поединок претендентов на должность Немейского Жреца, а потом Кролик Роджер и потом его бывшая жена — Джессика… кстати, а вы знали, что они развелись?
— Если Дар любви и существует, то он напрочь лишает своих носителей разума — говорит Шика и делает шаг вперед, прижимаясь ко мне своим телом: — и запомни, между нами ничего нет и быть не может. Запись с двух до шести не ведется… а в капсульный отель ехать дорого, вот я и решила… а тут ты. Значит судьба.
— От судьбы не убежишь. — соглашаюсь я. Шика-сан улыбается мне и начинает опускаться на колени. Я смотрю на нее и гадаю — как проснусь я на этот раз.
Глава 28
— Так это все-таки не сон… — говорю я, наблюдая как Шика-сан одевается. Попытка проснуться не принесла никакого результата и если бы это был сон, то это определенно был бы из тех снов, когда просыпаешься с мокрой простыней. Потому что у нас с Шикой, менеджером по всем вопросам — все получилось. Решили мы вопрос. И теперь Шика-сан больше не боится проклятия Дара Любви, потому что Шика-сан прекрасно знает менеджерскую поговорку о том, что если не можешь предотвратить — возглавь.
— Для школьника ты неплох — говорит Шика: — и если бы не рамки проекта, то … но сейчас мне срочно нужно идти, пока техники не проснулись и на смену не заступили. Пожалуйста, Кента-кун, пусть все произошедшее останется между нами.
— Конечно, Шика-сан — киваю я: — как иначе.
— Спасибо — Шика кланяется, немного колеблется, потом быстро обнимает и целует меня в щеку — как будто воробей клюнул — быстро и сухо: — никому ни слова! Помни! — и она исчезает из душевой. Я думаю о том, что чудны дела твои, господи и в свою очередь начинаю одеваться. Потому что «заодно и помылся», да.
Однако я совершенно четко слышал, как кто-то ночью у нас в комнате читал стихи Опиумного Сэма, про то, что в стране Ксанад благословенной дворец построил Кубла-хан… и по голосу больше всего на Юрико было похоже. Голос был чуть ниже, хриплый… наверное просто старалась никого не разбудить. Но все равно, знать обрывок стихотворения, которому было суждено остаться навсегда недописанным, а ведь Хорхе Луис Борхес считал что тот, кто поймет это стихотворение — сможет разъять радугу. Вот так. Кто познает и освоит лоу-кик — сможет править миром, а кто сможет понять Опиумного Поэта Сэма Кольриджа — тот сможет разъять радугу, чтобы это не значило. И как мне теперь звать Юрико? Разнимательница Радуги? Нет, не то, неверно. Скорее — расчленительница. Разъять — значит проанализировать, однако мне всегда не хватала опиума, чтобы продраться через все эти описания «пенных» потоков «священного течения» и «тень чертогов наслажденья» в Кольридже.
Вот на мой взгляд — пустословие и бред. Почти такой же как и хваленная «Золотая Ветвь». Иногда кажется, что люди читают эту муть только для того, чтобы потом надуть губу и сказать «а, кстати, в «Золотой Ветви» Фрэйзер… вы не читали «Золотую Ветвь» — и так, свысока взгляд бросить — дескать фи, какой забавный простолюдин и невежда. Это как ценители вина, которые на самом деле не могут отличить «прекрасный букет ароматов» настоящего элитного, третья бочка слева, был солнечный год — от крашеной водички из тетрапака. Они ориентируются на этикетки.
Я встаю и выхожу из душевой. На выходе — сталкиваюсь с Кимико, завернутой в полотенце.
— Ой! — говорит она и останавливается: — извини.
— Тоже не спится? — сочувственно спрашиваю я: — чего так?
— Не знаю. — пожимает она плечами: — много событий было. Решила душ принять… — я вижу влажную кожу ее плеч, понимаю, что новые душевые кабинки, установленные администрацией — пригодились. А то Кимико застукала бы нас с Шикой. А у Шики и так проблем хватает, бедная менеджер по всем вопросам. Иногда кажется, что вот убери Шику отсюда — и вся эта студия рухнет, потому что никто не знает где что лежит и как оно туда попало. Из-за этого у девушки нет никакой личной жизни — одна общественная. Интересная схема управления обществом, где все вкалывают как лошади, эксплуатируя один другого и при этом — все несчастливы. Неважно на каком месте человек — рядовой ли участник проекта, которого унижают и морально раздевают на субботнем голосовании, оператор, который все это снимает, монтажер, менеджер или руководитель проекта — все тут несчастны. Кстати, о несчастьях…
— Поговорим? — предлагаю я Кимико: — раз уж ты уже успела помыться.
— … где, здесь? — хлопает глазами Кимико и потом улыбается: — у меня в комнате никого нет. Девочки к тебе пошли. Давай поговорим. — и мы идем к ней комнату, здесь недалеко, несколько шагов по коридору, поворот ручки, дверь, щелчок замка и вот мы уже наедине.
— Только я переоденусь — говорит она и полотенце падает к ее ногам.
— Извини — поспешно отворачиваюсь я, заводя глаза на потолок: — я мог бы и в коридоре подождать, сказала бы…